Рут Харрис - Последние романтики
Николь казалось, что для нее все было потеряно. В Кирилле она нашла того человека, кто хотел принадлежать ей и кому хотела принадлежать она. Она была так близка к трогательному счастью – оно отвернулось от нее. Это было несправедливо и жестоко, и она горько спрашивала себя: почему несчастье выбрало ее? Что она сделала такого, чтобы заслужить такое горе – потерять любимого человека и испытать такую боль?
Она еще находилась в шоке и отчаянии, едва способная работать, как спустя месяц после смерти Кирилла случилось следующее событие. Исполнители завещания Кирилла выслали Николь копию этого документа, поскольку в нем было названо ее имя. Кирилл оставил ей пять тысяч английских фунтов стерлингов, а также все вещи в его почти обанкротившемся магазинчике на улице Де-Риволи. Чисто механически выполняя необходимые действия, Николь закрыла его магазин и завернула «драгоценности» в небольшие мешочки из серой фланели. Не в силах рассматривать эти украшения и опасаясь пробудить несбывшиеся мечты и воспоминания, она положила эти мешочки в большие коробки для одежды и поставила их на самую верхнюю полку, убрав подальше от глаз.
Деньги Кирилла составили дня нее маленькое состояние. Они были первым капиталом, который Николь имела в своей жизни, и она, как всегда осторожная с деньгами, умело распоряжалась ими. Используя пять тысяч фунтов стерлингов, унаследованных от Кирилла, и ссуду, взятую у Ролана Ксавье, Николь, отбросив свои страхи, купила дом на Вандомской площади, напротив отеля «Риц». Агент по недвижимости показал ей это здание, когда она еще первый раз приехала в Париж из Биаритцы, и оно ей очень понравилось. Вандомская площадь была великолепным примером идеальных пропорций и архитектурного стиля семнадцатого века; в центре ее располагалась колонна, украшенная бронзой, которую сняли с тысячи двухсот пушек, захваченных в битве под Аустерлицем, а наверху стояла статуя императора Наполеона. Кроме того, наряду с улицей Па, она была тем местом, где обитали знаменитые ювелиры, парфюмеры и банкиры. Это был лучший адрес в Париже, Николь, сломленная смертью Кирилла, с горечью решила отбросить всякую мысль о замужестве и личном счастье; она похоронит себя в бизнесе, – это было все, что она имела, это было все, на что она могла рассчитывать.
Новое здание, купленное Николь, имело шесть этажей. Она полагала превратить первый этаж в демонстрационный зал и поставить там полдюжины примерочных. На следующем этаже она сделает большую пошивочную и собственный кабинет, – ее помещение на улице Монтань было уже слишком тесным, а клиенткам приходилось ждать в очереди, пока освободится одна из двух примерочных. Она продолжит сдавать квартиры на оставшихся этажах жильцам, которые уже занимали их, и доход от них использует, чтобы уменьшить свои ежемесячные платежи.
Николь потерпела неудачу в любви, но добьется успеха в бизнесе. Она будет стремиться воплотить свою мечту (Ким ведь ободрял ее, чтобы она не пугалась!): стать первой женщиной-модельером, возглавить собственный дом высокой моды, и покупка дома на Вандомской площади была первым крупным шагом в этом направлении. Ролан Ксавье уже помог ей и обещал помочь в будущем. Он не только одолжил ей достаточно денег, чтобы расплатиться за этот дом, но и обещал создать ткани специально для нее; если необходимо, он еще поможет ей капиталом, он предоставит такой щедрый кредит, что можно будет сделать и показать публике две большие сезонные коллекции – весеннюю и осеннюю. Николь прошла большой путь после 1917 года; Ролан был уверен, что она пойдет гораздо дальше.
* * *После смерти Кирилла Николь целиком погрузилась в работу, используя ее как наркотик. Для каждой коллекции требовалось две сотни новых моделей. Николь обычно разрабатывала модель на ткани; из муслина вырезались куски и примеривались на Лале, а потом или отвергались, или дорабатывались. После этого, если Николь оказывалась удовлетворенной, она передавала сметанную модель начальнику пошивочного цеха, где на ней отмечались швы, вставки, клинья, украшения, детали крепления. Сделанная один раз и вручную, эта модель затем разделялась и использовалась в качестве выкройки для кроя предметов одежды, заказанных клиентами. Такая работа была медленной и трудоемкой; к концу дня спина, руки и плечи сильно ныли, но Николь была рада физической боли, предпочитая ее той внутренней, которая мучила ее после гибели Кирилла. Чудовищная сосредоточенность Николь на своей работе помогала проживать дни. Но по ночам, уставшая до изнеможения, она была не в силах сдерживать слезы. Она плакала в одиночку, и единственным ее утешением была печальная гордость от того, что она смогла выстоять.
В этот период она постоянно думала о Кирилле, всегда представляя себе, что он сейчас наблюдает за ней и одобряет то, что она делает. Она вела с ним бесконечные воображаемые споры, обсуждая каждый свой день. Николь думала о нем с таким постоянством, он был таким бессменным и верным невидимым компаньоном, что иногда она задавалась вопросом: все ли с ней в порядке? Лишь пачка писем и твидовый пиджак, все еще висевший в ее шкафу, доказывали ей, что те три недели были реальностью. Она иногда гадала: что же случилось с ним, но была слишком горда, увидев Фицджеральдов (миссис Фицджеральд была сейчас ее клиенткой), чтобы спросить: не знают ли они американского писателя по имени Ким Хендрикс.
Эй, салага, выше нос —
У тебя он в землю врос —
Ты моей девчонки не видал?
«Пять футов два дюйма, глаза голубые».Глава четвертая
1
«Западный фронт» получился очень длинной книгой – Киму понадобился весь 1920 год и половина 1921 года, чтобы написать ее, работая по ночам и без выходных. В июне 1921 года он отослал рукопись Максвеллу Перкинсу в «Скрибнерс», так как Перкинс был редактором самой лучшей, по мнению Кима, книги, вышедшей в 1920 году, – «По ту сторону рая», которая, хотя и не походила на «Западный фронт», имела с ней кое-что общее: во-первых, она была современной и, во-вторых, написана таким же исключительно молодым писателем. Три недели спустя Ким получил письмо: «Скрибнерс» заинтересован в публикации романа, и Перкинс просил его зайти в офис для встречи с последующим ленчем.
Офис «Скрибнерса» располагался над одноименным книжным магазином на пересечении Сорок восьмой улицы и Пятой авеню и, как это Ким сразу понял, не соответствовал его описанию в романах Диккенса. Когда двери лифта распахнулись на третьем этаже, Ким увидел людей в очках с зелеными стеклами, взгромоздившихся на высокие деревянные стулья и сгорбившихся над толстыми гроссбухами. Он не удивился бы, увидев гусиные перья вместо ручек, и подумал, не был ли язык, которым он описывал батальные сцены, слишком авангардно-современным для такого издательства, как «Скрибнерс». Кабинет Перкинса находился на пятом этаже, и, в отличие от шумных комнат в редакциях газет, к которым привык Ким, атмосфера редакции Чарльза Скрибнера была выдержана в нарочито-благородном духе. С одной стороны, в них совершенно не ощущался запах табака и предательский аромат крепких напитков; с другой стороны – не было слышно обычной ругани и грубых шуток. До Кима доносился лишь стук печатающих машинок – по крайней мере, хоть это было позаимствовано «Скрибнерс» от двадцатого века – и нежные, деликатные голоса юных и исключительно миловидных девушек, работавших за ними.
