Анна Пейчева - Селфи на фоне санкций
На кухне негромко бубнил телевизор, мама в переднике, завязанном поверх японского шелкового халата, элегантно подкрашенная после душа, хлопотала возле плиты. Рыжие кудри собраны наверх в узел и закреплены какой-то новой заколкой – бронзовая стрекоза раскинула крылья с разноцветными – зелеными, желтыми – камешками. Услышав мои шаги, мама положила лопатку и крепко обняла меня. Какой чудный запах, смесь манго и оладушек.
– Сашуля, ну как ты чувствуешь себя, малыш? А я тебе завтрак приготовила.
Я неожиданно осознала, что чувствую себя очень даже неплохо для позорно уволенного человека.
– Мам, давай сюда скорее свои оладьи, и я все расскажу, только переключи канал, умоляю!
По телику знакомая корреспондентка госканала с невыносимым пафосом рассказывала о том, как охранники Смольного, обыскивая сотрудниц Администрации Петербурга при входе, изъяли у них три пудры, румяна и помаду иностранного производства – "запрещёнка" была спрятана в декольте. Бедные чиновницы, какое унижение! Мама поморщилась, выключила телевизор и села рядом со мной.
– Судя по твоему аппетиту, дела не так плохи, как мне показалось вчера, после нашего разговора по телефону, – заметила мама, наблюдая, как я заливаю седьмой по счету блинчик щедрой порцией сгущенки.
– Не-а, на самом деле очень плохи, – не согласилась я, набив рот. Подкладывая себе время от времени на испанскую тарелку с солнышком всё новые оладьи, подробно рассказала о своем несчастье.
– Печально, конечно, – задумчиво сказала мама, когда я закончила. – Но есть и другая сторона медали, – продолжила она, помешивая тростниковый сахар в своей чашке с египетским верблюдом. – Увольнение дает тебе полную свободу, так ведь? Теперь ты можешь выбрать любой другой канал, с большей зарплатой, с нормальным графиком.
– Я, конечно, попробую позвонить знакомым, – с сомнением протянула я, включая немецкую кофемашину (ослепительно белую, как и всё остальное на этой огромной двадцатиметровой кухне) и запуская автоматический капучинатор. – Но раз про меня даже в интернете написали, что я уволена за нарушение корпоративной этики, навряд ли у меня большие шансы.
– В любом случае я уверена, что конец старого означает начало нового, – успокаивающе сказала мама. – Тебе всего двадцать семь лет, все еще впереди, и жизнь обязательно наладится, вот увидишь. Скоро воплотишь свою мечту – переедешь в двухкомнатную квартиру… Кстати, папа сказал, что сегодня вы встречаетесь с покупателями твоей однушки.
– Да, пару дней назад он мне говорил, – по ощущениям, это было пару тысячелетий назад. Я отхлебнула капучино и рассеянно сунула в рот восхитительную кокосовую конфетку. – Кстати, как он воспринял новость о моём увольнении?
Мама опустила глаза. И как у нее получается такая ровная линия подводки? – мельком позавидовала я.
– Не очень хорошо, расстроился, конечно. Для него это большой удар, сама понимаешь. Особенно после того, как тебя назначили ведущей, и тут вдруг такое.
Я положила вторую кокосовую конфету обратно в коробку. Есть расхотелось.
– И что он сказал?
Мама поправила идеально подвязанную белую штору.
– Почти ничего. Сначала не поверил. Потом ушел в себя, знаешь, как он замыкается в себе, молчит и всё. Всё-таки он действительно очень гордился твоей карьерой. С утра сегодня несколько раз повторил: "Что же я теперь скажу в своём отделе?", – мама вздохнула. – Даже не знаю, как его оставить тут одного, у меня через два дня самолет во Вьетнам. Семь дней в новом спа-отеле на побережье, нужно протестировать их антистрессовый комплекс, а еще побывать в каждом отельном ресторане, их там пять, в том числе два с национальной кухней, а ты знаешь, как я ненавижу морепродукты, в особенности жареных кузнечиков… Ой, я же тебе с Бали парео привезла!
Мама неожиданно вскочила и побежала в свою комнату. Обратно она вернулась с небольшим ярким свертком. Я раскрыла тонкую хрустящую бумагу с иностранными надписями – и оттуда выпорхнул широкий, невесомый, прошитый золотыми нитями ярко-рыжий пляжный платок.
– Я подумала, что у тебя всё такое мрачное, надо добавить немного цвета в гардероб, – сказала мама. – Нравится?
Я кивнула.
– Не знаю только, куда его носить! Отпуск мне не светит в ближайшее время… Я теперь вообще не знаю, что мне делать, честно говоря.
Мама легкомысленно махнула рукой.
– Не мучайся, решение придет само, даже не заметишь! Помнишь, как я стала трэвел-блогером? После того, как меня сократили из инженерного отдела нашего завода. А так бы до сих пор проектировала пластмассовые миски и контейнеры, – она поежилась. – Вместо шампанского на борту самолета пила бы компот в заводской столовой…
Ее взгляд упал на деревянные часы в виде приветливого солнышка, привезенные из Болгарии. Со словами "ах, уже десять минут одиннадцатого! мне же пора на встречу с подружками!" мама быстро направилась в спальню. Через пару минут она была готова к выходу: длинная шелестящая юбка, полупрозрачная изумрудная блузка, легкий серебристый шарф и неизменные тонкие звенящие браслеты из Индии, дополненные такими же бронзовыми серьгами и многочисленными кольцами. Утонченно-богемный образ.
– Мам, ты неотразима, – искренне сказала я.
– Спасибо, детка, – прощебетала мама, собирая в объемную сумку с бусинами нарядные пакетики с подарками для подруг и надевая темно-зеленые замшевые босоножки на низком каблуке. – Кстати, забыла спросить: а кто такой Василий?
– Да так, коллега. Бывший коллега, точнее. Просто у него дача рядом с нашей, вот он и помогал вчера.
– Ну, хорошо. Скажи, Сашуля, ты же не против, если я побегу? Ты же сама справишься со всем?
– Э-э-э, ну да, справлюсь, наверное.
Мама предпочла не заметить колебания в моём голосе.
– Тогда я ушла, а ты позвони папе, узнай, как он там.
Хлопнула дверь. Я немного походила по опустевшей квартире, репетируя разговор с папой и рассматривая последние мамины новинки: разноцветные стеклянные флакончики с необычными ароматами на трюмо; ажурный кованый подсвечник на комоде; настороженный деревянный кот, весь расписанный незнакомыми узорами; прелестные тарелочки с пальмами на стене. И откуда у мамы столько энергии на все эти поездки? Неужели ей не хочется просто побыть дома? Мы с папой так по ней скучаем…
Что за странный, одномерный звук? И такой назойливый! Боже, да это же моя «раскладушка» звонит, я и забыла, какой у неё сигнал. Папа. Я занервничала.
– Привет, дорогуша, проснулась? – папа старался казаться бодрым. Но меня не обманешь. Я на расстоянии чувствовала его боль.
– Привет, пап, давно уже проснулась, даже маминых оладушек успела покушать, представляешь? – похвасталась я.
