Людмила Белякова - Сезон любви
Она явно чего-то ждала, и Липа наобум спросила:
– Пойдемте поговорим?
– Да, да! – чуть оживилась гостья и даже встала первой.
Почему-то Липа повела Галю не в гостиную, а в большую комнату.
– Присаживайтесь.
– А ложиться разве не надо? – Галя бросила в Липину сторону недоуменный взгляд.
– Ложиться? – в свою очередь удивилась Липа. – Э-э, ну вы можете прилечь, если хотите, если вы устали… Но, может, вы курточку все-таки снимете для удобства?
– Нет, нет! – Гостья даже отшатнулась от Липы, словно та намеревалась снять ее латы насильно. – Тогда я лучше так… так…
Липа заметила, что под курткой у Гали свитер, тоже непроницаемо черный. Они присели на диван, довольно далеко друг от друга. Подождав, пока Галя возилась, умащиваясь в уголке, Липа спросила:
– Так что с вами случилось, Галя?
– Ничего не случилось, – заунывно начала вещать Галя, – ничего не случилось… Со мной вообще ничего не случается… Я хожу по этому городу, а он такой огромный, такой чужой и холодный… А?
Она повернулась к Липе – понимает та ее горе? Липа согласно кивнула – да, он такой, этот город.
– Я все брожу, брожу по нему, и день похож на ночь, а ночь на день, и никакого просвета не вижу…
Липе показалось, что Галя читает какие-то белые стихи, редкостно претенциозные и скудоумные.
«Не иначе – собственного сочинения».
– А вы чем-то конкретным занимаетесь, Галя? На жизнь чем зарабатываете?
– На жизнь? – По Галиным губам пробежало нечто вроде насмешливой улыбки. – Разве это можно назвать жизнью?
– Не знаю. А чем вы, к примеру, занимались, за пятнадцать минут до того, как мне позвонили?
– Я? – Она опять слабо улыбнулась. – Я, как всегда, хотела покончить с собой… да.
«Боже правый! Во свезло мне опять! – треснула и обрушилась мелкими фрагментами Липа. – Теперь профессиональную суицидницу мне судьба подкинула! За что?!»
– И часто вас посещают такие мысли? – поинтересовалась Липа.
Галя грустно и чуть снисходительно обежала ее взглядом – что ты знаешь об истинном страдании, инфузория?
– Они меня не покидают… Все тщетно, все так никчемно! Но я подумала – вдруг это моя последняя надежа, мое убежище и пристанище, где мне помогут?
– Да, вообще-то, Галя, жизнь не такая уж плохая вещь, – попробовала перевести разговор в более позитивное русло Липа. – Ею стоит заниматься поплотнее.
Галя горестно покачала головой – ах, вы ничего не понимаете!
– Все, все бесцельно! Все бессмысленно… пусто…
– Если вы не видите цели для себя лично, может, вы – ну хотя бы ради эксперимента – хотите следовать целям других людей? Например, присоединиться к какому-то благому начинанию. Мы вот тут собираемся…
– Что?! – свистящим шепотом произнесла Галя, резко, как испуганная кошка втянув голову в плечи. – Вы хотите, что бы я плясала под чужую дудку?! Жила чужой жизнью?!
– Как временный вариант это было бы вполне допустимо, – пожала плечами Липа. – Раз ваша жизнь вас так катастрофически не устраивает, то почему нет?… Или у вас все-таки есть собственные идеи, как жить дальше?
Липа откашлялась – эта Галина манера шептать оказалась очень навязчивой, и от нее у Липы начались какие-то спазмы в горле.
– Так что? – продолжила Липа. – Поделитесь, а?
У Гали дрогнули бледные, даже голубоватые губы.
– А можно я здесь посплю? А? Пожалуйста, ну пожалуйста!
Она, кажется, готова была броситься к Липе, хватать ее за руки, просить, умолять!..
– Да ради бога, отдыхайте… А вы не?…
«Ох, чуть было опять не предложила ей раздеться».
– Вам постелить?
– Нет, нет!.. Я вот… здесь… Можно? Ну пожалуйста!
– Да не нервничайте вы так, Галя… Я же не против. Этой подушки вам хватит или большую дать?
– Нет, нет… Мне и так хорошо.
Галя подняла ноги на диван, сворачиваясь в клубочек, а когда Липа проходила мимо, поглядела на нее так испуганно, будто та регулярно в течение последних пяти лет перед сном – вместо колыбельной – всыпала ей по десять горячих казацких нагаек.
– Если захотите умыться – ванна в вашем распоряжении, – сказала Липа, гася свет.
Галя пробурчала в ответ что-то, но Липа не разобрала.
– Ты вообще как – долго думала, перед тем как ее у себя оставить? – порыкивала в трубке лучшая подруга Кузя. – А вдруг она тебя посреди ночи подушкой придушит, а потом квартиру обнесет и скроется в неизвестном направлении? А?!
– Да вроде не похоже, – неуверенно сказала Липа. – Три часа уже дрыхнет – ни звука… Не представляю, что с этим существом делать… Я так умоталась за полчаса этой душеспасительной беседы – представляешь? – тарелку макарон с сыром своротила и опять есть хочу.
– Во-во… Ты хоть мобильник на ночь не выключай и рядом с собой положи. Я тебе с ранья позвоню…
Кузя еще что-то поворчала и положила трубку. Перед тем как залечь у себя в гостиной, Липа тихонько приоткрыла дверь большей комнаты и прислушалась – временное украшение ее дома, кажется, крепко спало, чуть всхлипывая во сне.
«Вряд ли оно пойдет на прямое и быстрое убийство, – обреченно подумала Липа. – Так легко я на этот раз не отделаюсь».
Верная подруга Кузя позвонила в самом начале восьмого – наверное, как только встала сама.
– Ты жива?
– Ну да… Дрыхла как здоровый человек с чистой совестью.
– А что сегодня делать намерена?
– Ну, выясню, что этому сокровищу от жизни надо. Интересно все-таки.
– Я тебе сама сказать могу – что и всем: кров, хлеб и любовь.
– Мм… Ты уж как припечатаешь, так припечатаешь. Ладно, я встаю.
– Позвони через часик. А то я нервничаю.
Липа прислушалась – в ее личном антикризисном центре было тихо. Единственная постоялица, кажется, не вставала. Липа полежала еще десять минут и пошла умываться.
Галя, растрепанная и в куртке, появилась в кухне в половине десятого. Она остановилась на пороге, вопросительно глядя на Липу – а ты что здесь делаешь, дорогая?
– Доброе утро, Галя, – сказала Липа. – Как спалось?
– Это был сон, похожий на смерть, – произнесла Галя, покачивая встрепанной русой головой – свой вдовий платок она все-таки где-то оставила. – Жаль, что он закончился.
– Ну, это уж от вас никак не уйдет, – не желая подыгрывать похоронному маршу, бодренько сказала Липа. – Поддержать жизненные силы завтраком не желаете?
Галя слегка дернула плечиком – зачем? Все тщета!.. Но к столу присела.
– Может, вы все-таки снимете верхнюю одежду и умоетесь? А то как-то это все нецивилизованно, согласитесь… А?
Гостья подняла на Липу укоризненные, полные боли глаза:
– Вот почему, почему никто не хочет любить меня такой, какова я есть? Почему меня все время подвергают душевным истязаниям? Что плохого я сделала?
«Девочка-то начитанная, с большим словарным запасом… Что же это с ней такое, а?»
– Вы считаете элементарную гигиену истязанием?
– Нет, не считаю… Но почему бы вам не подождать, пока я сама не попрошу проводить меня в ванную комнату? Зачем это насилие?
– Потому, Галя, что у меня сегодня еще дела и подстраиваться под вас уж как-то особенно плотно мне затруднительно. Времена тяжелые – крутиться надо. Так что? Умоетесь?
– Но ведь заботиться о таких, как я, – это же ваша работа! – Губы Гали сжались в синеватое колечко. – Как вы можете мне что-то диктовать?
– Галя, давайте определимся…
– Давайте. – Она задрала подбородок и взглянула на Липу – ну что за новую пытку ты измыслила, Хосе Торкемада в розовом халатике?
– Здесь не антикризисный центр, а обычная частная квартира…
– Вот как? – презрительно улыбнулась Галя.
– Да, так… Вы неправильно поняли мое объявление, – Галя принялась кусать губы, – хотя я в принципе не против вам помочь. Но пока вы здесь, в целом вы будете играть по моим правилам.
– А если я откажусь принимать участие в ваших сомнительных играх? – еще выше задрала подбородок Галя.
– Значит, я не смогу вам помочь. А правила у меня элементарные – за столом сидеть без верхней одежды и с чистыми руками. Неужели это так сложно? Мама вас в детстве не учила ничему такому?
«Подтекст: не умоешься – завтрака не получишь. Поймет?»
– Я подчиняюсь, – скорбно произнесла Галя, вставая.
«Господи боже, – думала Липа, ведя ее в санузел, – зачем я все это делаю? Ради материала? Но из этого даже психологического очерка не состряпаешь… Хотя интересно – как же этому существу удается выживать?»
– Вот, здесь есть все, что вам нужно.
Афродита из косметической пенки с маслом аргании возникла минут через двадцать. Липа уже начала беспокоиться – не утопилась ли с горя несчастная, лишенная своей черной куртки? Но нет, она появилась в кухне с выражением покорности судьбе-индейке, жестоко забросившей ее на этот скудный любовью и пониманием клочок частной жилплощади.
– Вам кофе или чаю? – миролюбиво поинтересовалась Липа.
– Не имеет значения… Ничто не имеет значения, – прошептала Галя и принялась покачиваться, искоса глядя в сторону окна, где расцветал вполне приличный предвесенний день.
