Ирина Лобановская - Измайловский парк
— Зачем ты это сделал? — спросила Стася сына. — Все так переволновались, пока тебя отыскали. Представляешь, я бы пришла за тобой, а тебя нет?!
Арам посмотрел удивленно: такое невозможно — чтобы не оказалось его или мамы. Разве он был не прав?
А теперь, когда он вырос под метр девяносто, Стасе нравилось слышать постоянное изумление одного и того же вопроса:
— У вас уже такой взрослый сын?!
И неумно кокетничать в ответ:
— Так получилось!
И твердо знать: все чепуха. Абсолютная чепуха. Кроме одного: она хочет остаться со своим ребенком. Навсегда. До последнего ее вздоха на этой Земле. Разве есть в этом желании что-то предосудительное или противоестественное?..
Арам не возражал, когда мать ходила с ним в военкомат, когда без конца бегала в школу, звонила классной…
Мать боялась отпустить его от себя: все равно куда — в армию, в ресторан, в парк… Вечно приставала:
— Когда придешь? Хорошо бы пораньше… — и заискивающе заглядывала в глаза.
Как-то он пожаловался на мать приятелю. И Валерка, конечно, моментально стал излагать свою теорию.
— Причины дедовщины, — объявил он, — лежат в самой человеческой природе. Сечешь? Ссылаться на армейский уклад — значит «зауживать» проблему и искажать истину. Исток дедовщины примитивен — всего-навсего желание утвердиться и выделиться. Куда от него денешься — все равно оно в людях бьет. Только по-разному. Например, на чем делают деньги модельеры? Да все на том же! Молодые хотят выпендриться — надеть такие шмотки, которых нет у других, чтобы стать ни на кого не похожими. Для этого кутюрье извращаются и выдумывают модели повычурнее да позаковыристее. Чтобы желающие утвердиться с помощью тряпок — ума-то пока на большее не хватает! — платили им побольше. Хотя выделяться нужно совсем другим — умом, талантом, знаниями. Но вернемся к армии. До ума, таланта, знаний в восемнадцать лет кто еще дорос? Одежда там тоже не проходит — в армии все в одинаковой форме, и даже серьгу в ухо воткнуть запрещено уставом. И что остается? Как раз самое грубое, примитивное самоутверждение, которое казарменная обстановка обусловливает и раздувает, не давая возможности выделиться ничем другим. Вот где собака зарыта. Поэтому в армии стремятся выйти на первый план за счет других, утвердиться, подавляя других! Отсюда вся эта дедовщина. Психология…
— Кучеряво… — усмехнулся Арам. — Только, по-моему, с ней давно уже пора бороться, а не вести разговоры вокруг да около. И все будет в порядке.
Валерий потер лоб:
— Бороться… У многих есть такая укоренившаяся черта: если ты пожаловался вверх на кого-то, ты — «ябеда», «недостойный человек» и заслуживаешь презрения. Как бороться, когда «дедов» много, а ты не чемпион мира по карате? Да очень просто — писать в военную прокуратуру! Но солдаты не пишут, и все потому же: послал телегу — ты «гнусный жалобщик»», поэтому ситуация дурацкая — все терпят дедовщину, и никто не протестует.
— Думаешь, отправил письмецо в конверте — и поможет? — хмыкнул Арам.
— Да, если один напишет — еще неизвестно, рассмотрят ли вообще, при нашей-то ситуации. Так надо внесколькером писать, сечешь? Всем терпящим дедовщину в части сговариваться — и коллективно сочинять! Вот тогда рассмотрят, никуда не денутся! И «деды» уже так наглеть не будут, когда поймут, что дело реально может трибуналом запахнуть. И отправить письмо можно. Солдаты в самоволку бегают, они найдут почтовый ящик, сообразят! А на всякий случай, если главный «дед» части окажется родственником местного военного прокурора, делать копию письма и посылать ее и в Главную военную прокуратуру страны. Вот так надо делать!
— Тебе явно стоит пойти послужить, чтобы обучить там солдат уму-разуму, — ухмыльнулся Арам. — Мне рассказывали, как якобы в военкомате выявляют, действительно парень с прибабахом или притворяется. Дают тетрадь в клеточку и говорят: «Обводи ручкой все клеточки на листке! Просто обводи — и посмотрим, насколько тебя хватит». Вроде бы шизоид может так обвести аж целый лист — и ему нипочем. А у нормального человека голова такого не выдерживает. Он обведет от силы три строки и больше не в силах — бросает, даже если понимает, что его разоблачат. Я как-то попробовал так обводить. Ничего, обводил, обводил — никакого особого дискомфорта… Отсюда вывод: либо я — действительно с прибабахом, либо все эти клетки — просто миф, кем-то выдуманный, чушь собачья, и никто так не делает и ни фига на этом не выявишь. Хотя симулировать сумасшествие могут только полусумасшедшие. Отвечай, как будущий психиатр.
Валерка присвистнул:
— Ты только возле Женьки не в себе. А вообще вполне ничего. Хотя я иногда боюсь, что ты начнешь квасить. Водяра обиды не вылечивает, сечешь?
— Ну, это если на свежую рану, — пробубнил Арам. — А если рана уже поджила, то самое оно на нее — спиртику. Дезинфекция и затягивание! И все в порядке. По закону медицины, водку как раз хорошо принимать на душу, когда на последней рана чуть успокоилась, но все же есть. Надо попробовать…
— Не советую. Ходит маза, что «зашивки» делают плацебо. То есть зашивают абсолютно безопасную штучку. Но человек не знает — и не пьет. И проверять не станет — опасно для жизни! А если кто все-таки выпьет — то ничего ему не будет. Но врачи тоже не хотят никого ненароком угробить и зашивают пустышку. Кто знает, где тут правда, где нет… Проверить трудно… И на этом, может, все и построено. Но вернемся к Красной армии. Что она вам всем спать не дает? Военная служба тебе не светит в любом случае — наши папашки подсуетятся в случае чего. У них там все схвачено, где надо. И чего твоя мать психует, не понимаю. Приписку-то ты уже прошел, бравый белобилетник.
Арам тоже не понимал.
Первый конфликт с матерью начался тогда, когда он стал поздно возвращаться, и мать спросила о причине. Причина по имени Женька Станиславе Владимировне почему-то не понравилась.
— Очень неприятная семья, — сказала она. — Все такие надменные, самовлюбленные… Тебе нужна другая девушка.
Арам удивился:
— Откуда ты знаешь, какая девушка мне нужна? Это мое дело. И мой выбор.
— Как это твой? — запальчиво повысила голос Стася. — Ты должен прислушиваться к нашему мнению.
— А жить с ней тоже будете вы вместо меня? — взвился Арам. — Ты что говоришь? Чушь собачья… Я не вещь, которой можно распоряжаться по своему усмотрению! Никаких прав у тебя на меня нет!
— Как это нет?! Ты мой сын! И ты стал грубым! Просто хамом! На тебя кто-то плохо влияет! — объявила Станислава. — Наверняка твоя девица!
И пожаловалась Вигену. А потом Галине.
