Памела Робертс - Принц на белом коне
Они обе снова помолчали, и опять первой нарушила молчание Саманта:
– Бет, ты понимаешь, что говоришь?
– Да, милая. Мне... стыдно и больно возвращать тебя в те времена, но подумай сама...
– Бет, пожалуйста, не надо!
Интонации ее голоса резанули Бетти ножом по сердцу.
– Все-все, Сэм, малышка, прости, дорогая, сболтнула глупость. Мне, понимаешь ли, иногда кажется... Ну, неважно...
– Нет, Бет, это не просто глупость. Ты пытаешься сказать, что я настолько тупа и неинтересна, что могу привлечь только мерзавцев и паразитов. Более того, что меня они привлекают. И это притом, что ты знать ничего не знаешь о Мередите! Извини, Бет, я не желаю слышать ничего подобного. Поговорим лучше в другой раз.
Она швырнула трубку, не слушая возражений подруги, и изо всех сил ударила кулаком по стене, пытаясь дать выход разочарованию и гневу, но тут же вздрогнула от резкой боли и сунула пострадавшую руку в рот.
Черт, черт, черт! Как она может? Что она...
Телефон немедленно зазвонил снова, но, не задумываясь ни на мгновение, Саманта выдернула шнур из розетки и продолжала сидеть, безучастно слушая отдаленные звонки с первого этажа. И к сотовому она тоже не пожелала подойти. Потому что слова Бетти Грин уязвили ее в самое сердце.
Бет, добрая, отзывчивая, все понимающая Бет, которая так долго была ей единственной опорой, неожиданно пошла против нее. Почему? Что произошло? Ведь она столько раз говорила, что ей, Саманте, совершенно необходимо найти парня, хотя бы ради того, чтобы переспать с ним.
И вот она нашла, и какой же отклик получила со стороны лучшей подруги?! В чем дело? Что это? Зависть? Ревность? Материнская забота?
К дьяволу! Я не маленькая! Пошли вы все к черту! И ты, Бет, в том числе! Ишь ты, Джона припомнила! Нет, так не пойдет, дорогуша. Я не какая-то там тупая, безмозглая деревенщина. Я – Саманта Брукс, если и не знаменитая, то достаточно известная писательница, и не позволю обращаться с собой, как с малолетним недоумком, нуждающимся в постоянной опеке и напоминаниях о том, что можно делать, а чего нельзя! Мне уже тридцать, и я в состоянии хоть чуть-чуть разбираться в людях! И нечего меня опекать. Если я хочу переспать с первым встречным, то так и сделаю. Тысячи женщин так поступают, и никто их не предостерегает, не предупреждает, не пугает, не трясется над ними.
Нет, Бет, не пытайся быть мне матерью. Тем более что, имея такую мать, как у меня, я давно перестала считать эту связь священной.
Я – свободная, независимая женщина и могу делать все, что мне вздумается! Отныне и навеки! Аминь!
И Саманта снова сжала правую руку в кулак и стукнула им по крышке стола в знак бунта и неповиновения, совершенно позабыв о том, что уже сделала так несколько минут назад с достаточно плачевным результатом.
О господи! Какая же я все-таки неуклюжая дура! То изрезалась, то костяшки разбила... И все почему? Потому что так и не научилась быть взрослой, а по-прежнему, как малолетка, пытаюсь отстоять свою так называемую независимость. На которую, между прочим, никто и не покушается.
Сэм, детка, пора принимать меры. Сначала попробовать мужика, а если не поможет, то, видно, придется обращаться к психоаналитику. Подумай сама, лучшую подругу только что послала к дьяволу, потому что она сказала то, чего тебе не хотелось слышать, и вместо нее ведешь беседы с самой собой... Это никуда не годится. Даже если Бет и была несправедлива...
Даже? Она была несправедлива. И не ей судить о Мередите, которого она в глаза не видела и о котором ничего не знает.
Он ведь скоро позвонит, верно? А если и нет, то ничего страшного. Мы встретимся завтра. И проведем вместе вечер, потому что я ему очень нравлюсь. Он сам так сказал. И возможно, не только вечер, но и...
А ты готова к этому, Саманта?
Я готова! Я хочу! Я жду!
Когда бы ни настал этот момент, я готова!
9
Саманта приехала за полчаса до назначенного времени, но минут двадцать просидела в машине, поглядывая по сторонам и нетерпеливо ожидая прибытия Мередита, намереваясь столкнуться с ним словно бы невзначай. А когда простенький план не увенчался успехом, прошла прямо в зал и села.
Скамья присяжных была вовсе не скамьей, а рядом кресел, расположенных в три ряда: пять, семь и три – самый верхний для запасных членов. Саманта заняла место в первом ряду, приветливо кивнула тем из своих коллег, что уже собрались, и осмотрелась.
Почти все уже было готово к началу, юристы перекладывали бумаги и деловито переговаривались, не хватало лишь главных действующих лиц – судьи Лондберга и Тони Уэстлэнда, а кроме них, еще Мередита, крашеной куклы и двоих присяжных.
Стрелка часов над кафедрой неумолимо приближалась к двенадцати, охрана ввела подсудимого – улыбающегося, в прекрасном костюме, прибывшего словно бы и не из тюрьмы, а из номера дорогого отеля. Вот и крашеная девица появилась, сияя ослепительной улыбкой, следом за ней еще две женщины и лишь затем Мередит.
Глаза его моментально отыскали Саманту, и у нее на мгновение замерло сердце, а потом помчалось с удвоенной скоростью.
Он не забыл меня! И не обманул! Я действительно ему нравлюсь. Иначе не смотрел бы на меня так. О боги, неужели? Неужели моя несчастная жизнь на самом деле вот-вот переменится? Я... да, я почти счастлива. Предчувствие счастья – это восхитительно. Это, возможно, даже лучше самого счастья.
Ее лихорадочные мысли были прерваны призывом встать – судья Лондберг вошел энергичным шагом, сухо поприветствовал собравшихся, устроился в своем кресле и кивнул, показывая, что готов начать заседание.
Прокурор – высокий, худой, в дурно сидящем сером костюме – начал вступительную речь и спустя две минуты полностью завладел вниманием если и не всего жюри, то Саманты уж точно. Она слушала, боясь пропустить хоть одно слово, позабыв и о неблагоприятном впечатлении, что он произвел на нее своей внешностью, и об обуревавших ее последние дни эмоциях, и о самом Мередите.
Оказывается, в один субботний вечер племянник губернатора, накачавшись до умопомрачения наркотиками и алкоголем, рассорился с подружкой и ушел из ее дома, громко хлопнув дверью. Ничего не соображая от смеси изрядного количества кокаина, скотча и ярости, он вскочил в машину и рванул с места, не обращая внимания на прохожих.
Саманта бросила быстрый взгляд на Уэстлэнда и была потрясена до глубины души, увидев, что он не только не испуган и даже не смущен словами обвинителя, но по-прежнему улыбается. И не просто улыбается, а словно бы насмехается над предъявленными ему обвинениями.
А прокурор продолжал говорить, разворачивая картину деяний обвиняемого вплоть до того фатального момента, когда на пересечении Пятнадцатой улицы и Магнолия-драйв Уэстлэнд не затормозил на красный сигнал светофора и сбил тридцатипятилетнюю миссис Сноу – законопослушную мать двоих детей.
