Марианна Кожевникова - Входи, открыто!
Севины сердечные раны, похоже, не испарились вместе с хмелем. Он вскакивал ранним утром и исчезал, бродя по целым дням неизвестно где. Вечером Сева, размахивая руками, восхищался красотой среднерусской природы и средневекового зодчества. Надо сказать, что Посад не ударил лицом в грязь, своих нежданных гостей он встретил во всей красе — сверкающим на солнце снегом, белыми монастырскими стенами, золотыми в небесной синеве куполами.
— Можно я поживу у тебя, попишу? — спросил Сева, вернувшись в очередной раз домой в потемках.
«Ты и так у меня живешь», — подумал про себя Саня и великодушно разрешил — пиши на здоровье!
Ему и самому работалось. Как-то сама собой стала вдруг складываться повестушка. И он уже без всякой радости думал о звонке Иващенко. Позвонит, сдернет Саню с места и повестушку спугнет. О сумасшедшей торопливой Москве он думал без всякой приязни и прекрасно понимал Севу, которому хотелось писать и не хотелось в Москву.
К этому времени Саня знал уже и о житейских неурядицах Веры. Она приехала из провинции в Москву, искала работу и вот уже с полгода ночевала по знакомым.
«И незнакомым», — тут же завертелось у него на языке, но он вовремя сообразил, что подобной пошлятиной обидит Веру, и вместо этого сказал:
— Зачислите и меня в знакомые, живите сколько хотите.
Разговор происходил за завтраком. Они сидели на кухне, за круглым столом, который Вера покрыла скатертью, и пили кофе с деревенскими сливками.
В ответ на Санино предложение Вера не сказала ни «да», ни «нет», улыбнулась и подвинула Сане поближе тарелку с пышными румяными пирожками.
— Такие пирожки с картошкой только бабушка моя умела печь, — сообщил Саня и взял еще пирожок, то ли четвертый, то ли пятый. В его устах это была самая высшая похвала.
— Всеволод Андреевич обещал мне работу подыскать, — поделилась Вера приятной новостью.
— Уже ищет, — насмешливо отозвался Саня, откусывая пирог и запивая его кофе.
— Ну зачем вы так? — Вера снова улыбнулась. — Он обещал меня в редакцию отвести, когда в Москву поедем, с заведующим познакомить.
— На какой предмет? — заинтересовался Саня.
— Фотографии. Я фотографировать хорошо умею.
Саня уже успел оценить Верины таланты по этой части — фотографии Иващенко получились классными.
— А чего вы не умеете? — Саня находился под впечатлением многообразных умений Веры: машину водит, стряпает, фотографирует!
— Книги и картины писать, — ответила она.
— Научитесь, — пообещал он не без насмешливости.
— И я так думаю, — отозвалась Вера совершенно серьезно.
— А если без шуток, то в самом деле, поживите пока тут, коли удобно и не слишком холодно, — предложил Саня.
— Тепло и удобно, — похвалила Вера. — Спасибо, поживу.
Вот так и вышло, что Саня обзавелся двумя новыми жильцами и не жалел об этом.
Сам он с утра пораньше садился с чашкой кофе за рабочий стол и понятия не имел, когда Сева исчезал из дома. Но когда бы он ни встал, Вера уже тихонько позвякивала чем-то на кухне, помогая Сане приняться за работу. Потом и она уходила куда-то или уезжала в Москву. Дом сиротел. Но к вечеру все собирались, вместе ужинали. И снова расходились по своим углам. А если было настроение, если завязывался разговор, засиживались допоздна. Иной раз даже пели.
В один прекрасный день Иващенко все-таки позвонил, сказал, что хочет поговорить о сценарии. Сердце у Сани упало, не до сценария ему сейчас было, в нем зрело что-то неторопливое, основательное. Вместе с тем и от встречи нельзя было отказаться. Упустишь возможность, не наверстаешь. И созревающую вещь не хотелось упустить. Она уже потихоньку дышала, удерживала… Саня пообещал привезти газету. Взял и сунул ее сразу в портфель, чтобы не лежала больше у него на столе, не отвлекала, не нервировала. Стали договариваться о встрече. Саня пожаловался на температуру, простуду.
— Но полагаю, что к концу недели буду уже на ногах, — пообещал он. — Так что в начале следующей…
На том и порешили.
— Я сам позвоню, — сказал Иващенко. — Сообщу, когда буду сидеть на месте.
Вечером в тот же день Сева, вернувшись со своей прогулки, объявил, что может застрять в Посаде надолго. Объявил и уставился на Саню: что тот скажет?
А что он мог сказать: пошел вон?
В быту Сева был человеком легким, уживчивым, все его устраивало. Да и на разговорах они сошлись.
— По мне хоть весь век живи! — отозвался Саня.
— Посмотрю, может, и проживу, — рассмеялся Сева. — Я, понимаешь ли, работу нашел. Только пока не понял, хорошую или плохую.
Саня удивленно взглянул на приятеля. Работу в Посаде трудно найти. Как тот ухитрился?
— Представляешь, захожу я в монастырь, ищу местечко, с какого писать буду, и вдруг вижу: идет в скуфье и рясе Федор Болотников. Он и не он. Федя был худенький, щупленький, мы в училище вместе учились, а этот пузо вперед, борода лопатой. Но я к батюшке подошел все-таки, поздоровался, увидел, что точно Федор, обнялись, прослезились. А когда разговор пошел, выяснилось, что они тут церковку восстанавливают на окраине, маляров-художников не хватает.
— Кем пошел, маляром или художником? — полюбопытствовал Саня.
— Я-то? Маляром! С художеством у них, сам знаешь, сурово, — рассмеялся Сева. — Не допускают они абы кого до художества. Ну, мы туда сразу сходили, посмотрели, цветочки надо всякие писать, орнаменты, в общем, работа подходящая. Пришел с тобой посоветоваться, будешь меня терпеть или нет?
— Я же тебе сказал, живи сколько хочешь, — отозвался Саня.
— А Веруня что скажет? Веруня будет со мной жить? — отпустил Сева одну из своих любимых шуточек, и Саня понял, что Сева пошел на поправку.
— Веруня не будет, — певуче откликнулась Веруня, — ей не к чему.
— Не верю я тебе, Верка! — Сева подмигнул Сане. — Бабоньке мужик всегда к чему.
— Так то бабоньке, а я — девушка, — так же певуче объявила Веруня.
Сева примолк. Сообщение Веры поразило его воображение, и он невольно задумался.
— На сколько времени подряжаешься? — поддержал внезапно оборвавшийся разговор Саня.
— Месяца на полтора-два, не меньше, — рассеянно ответил Сева. — А может, и больше получится.
— Вон как надолго! — подхватила Вера. — А кто же меня тогда в редакцию поведет?
— Я, конечно, — пообещал Сева. — Но редакция-то не горит. Да и вообще ты — самостоятельная, захочешь, сама устроишься.
— Захочу — устроюсь, но в редакцию вы меня отведете, — ничуть не сердясь, твердо заявила Веруня.
— Вот это я понимаю! Эта девушка своего добьется! — восхитился Сева, обнимая ее за плечи, и тут же деловито обратился к Александру Павловичу: — Саня! Ты когда в Москву? Мне кисти, краски нужны. Я с тобой поеду. Сейчас пойду список составлять, а то непременно что-нибудь да забуду.
