Даниэла Стил - Огни Юга
В четверг Алекса встретилась с Джуди Даннинг, общественным защитником, чтобы обсудить обнаружение новой жертвы. Алексе пришлось сообщить ей об имеющихся уликах, каждая из которых была изобличающей. Алекса пыталась убедить Джуди заставить его признать себя виновным, но Джуди возразила: ей начинает казаться, что его подставили и что сделал это кто-то из тех, с кем он повздорил, находясь в тюрьме, и кто поклялся отомстить ему. Она выразила убеждение, что он этого не делал. Так много жертв, и его ни с того ни с сего стали считать виновным в смерти каждой погибшей девушки в полудюжине штатов. По мнению Джуди, он не захочет признавать себя виновным в убийствах, которых не совершал. Алекса посмотрела на нее как на сумасшедшую. Ей стало ясно, что произошло.
Люк Квентин взглянул на нее своим возбуждающе сексуальным взглядом, исполнил свой социопатический танец, и она, сама того не понимая, начала в него влюбляться. Наверное, именно так он соблазнял всех этих девушек, ставших его жертвами: заставлял каждую почувствовать себя совершенно особой, единственной в мире в последние минуты ее жизни. Джуди Даннинг он не собирался убивать, но заставил ее закрыть глаза на правду. Может быть, это ей понадобилось, чтобы защитить Квентина, но Алекса вернулась к себе после этой встречи, покачивая головой.
— Где вы были? — спросил Джек, случайно столкнувшись с ней в коридоре.
— На НЛО, — усмехнувшись, ответила она.
— Вы, случайно, наркотиками не увлекаетесь, советник?
— Я — нет, но общественный защитник, кажется, увлекается. Битых полчаса она пыталась убедить меня в невиновности Люка Квентина. Хуже всего то, что она верит этому. Он ее явно околдовал.
— Хорошо. Она сможет навещать его в тюрьме. Такое, знаете ли, случается. Женщины влюбляются в преступников, какими бы гнусными ни были их преступления, а потом долгие годы посещают их в тюряге. А у нас только что появилась семнадцатая жертва, — сообщил Джек. Число жертв увеличивалось с каждым днем.
— У меня такое ощущение, словно я слежу за выборами президента, — сказала Алекса, когда они остановились возле кофейного автомата. Она уже выпила слишком много кофе. — В скольких штатах обнаружены жертвы?
— В девяти, — помрачнев, сказал он. — Квентин не перестает меня удивлять, думаю, это еще не конец.
— Не переоцениваем ли мы его? — спросила Алекса. Ей не хотелось начать по небрежности вешать на него преступления, которых он не совершал, и провалить все дело. Нельзя забывать о «разумной доле сомнения» и о жюри.
— Мне кажется, что мы его недооцениваем. Пока что все сходится и в каждом случае подтверждается анализом ДНК, — сказал Джек.
Алекса кивнула и вернулась в свой кабинет. В тот вечер она задержалась на работе до девяти часов, и так продолжалось всю неделю. В пятницу она просидела за работой до половины одиннадцатого, просматривая судебно-медицинские отчеты, поступившие из каждого штата. Все было обоснованно. Ничто ее больше не удивляло, если не считать того факта, что Квентин не желал признать себя виновным. Он по-прежнему утверждал, что невиновен, и его адвокат верил ему, что казалось еще более странным. Но больше никто во всем мире ему не поверит, тем более не поверят присяжные заседатели. Алекса надежно подготовила это дело.
В тот вечер она пришла домой совершенно измученная, с трудом волоча тяжелый кейс. Было почти одиннадцать часов. С Саванной она говорила по телефону в шесть. Дочь великолепно отдохнула в Вермонте и завтра возвращается домой.
Алекса просмотрела почту и собиралась оставить ее на столике в прихожей, не читая, но ее внимание привлек знакомый конверт. Она вскрыла его и дрожащей рукой достала листок бумаги. На листке было напечатано следующее:
«Я приду за тобой, и ты будешь моей. Попрощайся со своей мамочкой».
Дрожа всем телом, Алекса снова и снова перечитывала текст. Что ему о них известно? Почему он пишет Саванне? Что это — чья-то дурацкая шутка, или это Люк Квентин на свой лад подвергает их пытке? Узнать это не было никакой возможности. Она позвонила консьержу, но тот сказал, что никто ничего для нее не оставлял. Кто бы это ни был, он проникал в здание и подсовывал письма под дверь. Алексе стало страшно. А вдруг приставленного к дочери Тэда Левицки недостаточно? Что, если маньяку в конце концов удастся сделать задуманное?
Забыв снять пальто, Алекса достала из сумочки сотовый телефон и присела на кушетку. Не хотелось тревожить мать, но та человек здравомыслящий. Прочитав ей текст последнего письма, Алекса спросила совета. Стоит ли паниковать по этому поводу? Сама она была слишком напугана, чтобы рассуждать здраво.
— По-моему, следует отнестись к этому очень серьезно, — сказала мать мрачным тоном. — Если за этим стоит Квентин, то ему нечего терять. И он хочет на тебе отыграться. Не стоит рисковать.
— Но что же делать? — спросила Алекса сквозь слезы. — Отказаться от ведения дела? Саванна должна быть в безопасности, — сказала Алекса. Если работа угрожает ее ребенку, то это уже не работа, а какой-то кошмар.
— Отказываться поздно. Передача дела в другие руки ничего не изменит. Ты уже обрушила на его голову крышу его карточного домика. Если его осудят, то он исчезнет на сотню лет. Он хочет отомстить тебе. Но даже если тот, кто подбрасывает вам эти письма, ничего ей не сделает, а только испугает тебя, ты не можешь рисковать.
— Так что мне делать? — спросила испуганная и растерянная Алекса. На такое она не рассчитывала. Она старалась добиться справедливости для семей всех этих девушек, но, делая это, поставила под угрозу собственную семью.
— Увези ее из Нью-Йорка.
— Ты серьезно? — спросила потрясенная Алекса.
— Более чем. И возьми охранника для себя. По крайней мере до окончания суда. Потом все постепенно успокоится. Всегда так бывает, когда суд закончится. Но пока вы обе находитесь в опасности. Сама ты можешь, если хочешь, остаться здесь и продолжить работу над делом, но Саванну удали из города, — сказала мать, голос которой тоже звучал испуганно.
— Но куда?
Кроме друг друга, у них никого не было. И Алекса не имела намерения включать Саванну совсем одну в программу защиты свидетелей, чтобы жить бог знает где с совершенно незнакомыми людьми. К тому же она хотела сама, если можно, присутствовать на судебном процессе, не подвергая Саванну еще большему риску. За себя она не слишком тревожилась. Да никто ей и не угрожал.
— Отправь ее в Чарлстон с Томом, — тихо сказала мать и услышала, как на другом конце провода ее дочь резко втянула в себя воздух.
— Я не могу это сделать, — хрипло произнесла Алекса, смахивая со щек слезы. Дело принимало серьезный оборот. — Луиза ему никогда не позволит, — спокойно сказала Алекса. — И у него не хватит смелости. Он вышвырнул нас из своей жизни десять лет назад. Он не захочет, чтобы она снова там появлялась.
