Рэйчел Гибсон - Неприятности в Валентинов день
Роб наблюдал, как через несколько рядов от них его мать продвигается вперед. Грейс положила текст на кафедру и начала:
Старость — словно никотин,
Несет слабость, сеть морщин.
Вот и зад обвис твой шибко,
Сам ползешь ты, как улитка.
Как бы не решил кто, что выход лишь один…
Роб оперся руками на колени и опустил взгляд. А мамочка, похоже, всерьез поработала со словарем рифм.
Кто моложе вдвое —
Платят тем с лихвою,
Думают, они умнее.
Но сдаваться я не смею
И с тоски не вою.
Выступление заняло несколько минут. Грейс перечислила по нарастающей все признаки старости и закончила на такой ноте:
Жизнь стала спокойной, какая там драма?
Угасли страсти, как гора Фудзияма.
Но в отличии от нее
Я жива и беру свое —
И еще задаст вам перцу мама!
— Святые угодники, — простонал Роб, все так же не поднимая глаз от носков ботинок.
Он почувствовал, как Кейт перестала покачивать ногой, и услышал, как в полной тишине Стэнли Колдуэлл едва различимо прошептал:
— Это было изумительно.
Роб повернул голову, чтобы посмотреть на Стэнли. Пожилой джентльмен, похоже, не шутил.
— Лучше всех, — заявил он.
— Лучше, чем стихотворение о Бритни? — Кейт посмотрела на деда так, будто тот сошел с ума.
— О, да. Разве ты так не считаешь?
Она заправила за ухо волосы и, вместо того, чтобы лгать, честно ответила:
— Рифма кое-где хромает.
Стэнли нахмурился, кончики его усов опустились.
— Ну, а я могу сказать, что стихотворение Грейс о жизни, о том, каково это — становиться старым. Оно о мудрости и жизни в мире с самим собой. Оно тронуло мою душу.
Роб положил руки на колени, не сводя глаз со своего приятеля. Стихи мамы были обо всем этом? Он услышал лишь, что Грейс опасается, как бы ее не отправили в утиль, и что она — горячая штучка. Ни один нормальный сын не стал бы принимать во внимание ни тот ни другой факт.
Грейс улыбнулась, возвращаясь на место, и Робу пришлось промучиться еще три выступления, прежде чем началась «неофициальная» часть мероприятия. Саттер извинился перед Стэнли и Кейт и отправился на поиски матери, которую обнаружил возле стола с напитками. Он и Колдуэлл были единственными мужчинами на собрании, но ни за какие коврижки Саттер не собирался разгуливать по залу и вести светскую беседу: что в Госпеле означало торчать рядом с местными кумушками и сплетничать.
— Как тебе мое стихотворение? — поинтересовалась Грейс, протягивая сыну печенье с каким-то желе посередине.
— Думаю, оно даже еще лучше, чем та поэма о белках, которую ты читала мне на прошлой неделе, — ответил Роб, откусывая от предложенного лакомства.
Он запил печенье игристым пуншем, который подала ему мать. Жидкость с фруктовым вкусом опалила желудок.
— Что это?
— Немного виски, капелька бренди, чуть-чуть шампанского. Если выпьешь слишком много, у нас есть специальные водители.
Вообще-то Роб не собирался задерживаться здесь так долго, что ему понадобился бы водитель.
— Тебе не показалось, что строчка про гору Фудзияма была слишком странной?
Да.
— Нет. Кстати, Стэнли Колдуэллу понравилось твое стихотворение. Он сказал, что оно изумительное. Что оно тронуло его душу.
Уголки губ Грейс приподнялись.
— Правда?
— Ага.
Если мать думала, что заставит остаться его здесь подольше, подсовывая выпечку и пунш, то она ошибалась. Как только он сумеет проглотить это сухое печенье, то уйдет.
— Он думает, что твое стихотворение лучше всех.
— Стэнли — милый мужчина, — улыбаясь, сказала Грейс. Морщинки лучиками расходились от уголков ее глаз к вискам, доходя до корней тронутых сединой волос. — И он так одинок с тех пор, как не стало Мелбы. Возможно, мне стоит как-нибудь пригласить его на ужин.
Роб оглянулся на Стэнли, стоявшего в нескольких шагах от них и осажденного толпой седеющих одиноких леди. Свет сиял на его лысой голове так, будто он отполировал ее жидкостью «Пледж». Взгляд Колдуэлла беспокойно метался по залу в поисках спасения. Глаза деда остановились на Кейт, стоявшей чуть поодаль у стола и глотавшей пунш так жадно, точно слетевший с катушек пьяница.
— Тебе нравится Стэнли Колдуэлл? — спросил Роб у матери, запихивая в рот остаток печенья.
— Только как друг. Он всего на шесть лет меня старше, — Грейс отпила из своего бокала и прибавила: — У нас много общего.
Роб осушил стакан, поставил его на стол и сказал, натягивая куртку:
— Мне пора.
Но прежде чем успел сделать хотя бы шаг в сторону двери, Регина отрезала ему путь к отступлению.
— Твоя мать говорила с тобой насчет Тиффера? — спросила она.
— Да, — понизила голос Грейс, — мы это обсудили.
Роб нахмурился и огляделся, чтобы узнать, не слышал ли кто Регину:
— Я не гей.
Несколько долгих секунд она смотрела на него сквозь эти толстые линзы, от которых ее голубые глаза казались огромными.
— Ты уверен?
Роб скрестил руки на груди. Уверен ли он?
— Да. Абсолютно.
Плечи Регины поникли под тяжестью ее разочарования.
— Как жаль. А ты бы стал такой хорошей партией для Тиффера.
Отличная партия для трансвестита? Ну, это уже не лезло ни в какие рамки и начало порядком надоедать.
— Регина, а ты не знаешь, кто пустил этот ужасный слух? — спросила Грейс.
— Не уверена. Мне рассказала Иона, но я не знаю, где она это услышала, — Регина повернулась к кучке людей неподалеку и окликнула: — Иона! Где ты услышала сплетню, что сын Грейс — гей?
При этих словах все, кто окружал Стэнли, одновременно повернулись и уставились на Роба. Тот почувствовал себя так, словно стоял в луче прожектора, и впервые с того момента, как услышал сплетню, Саттер вышел из себя. До сегодняшнего дня ему было плевать, кто пустил слух. Ему просто хотелось остановить это, прежде чем ситуация выйдет из-под контроля. Прежде чем он набросится на эту горстку деревенщин, чтобы доказать что-то. Не то чтобы он не мог постоять за себя.
— Я узнала, когда делала прическу в «Завейся и покрасься». Мне сказала Ада. А где услышала она — понятия не имею.
Ада приложила костлявый палец к тонким губам и после минутного размышления выдала:
— Это внучка Стэнли сказала, что ты гей.
Все взгляды обратились на Кейт. Но та, казалось, ничего не замечала, пока не поставила пустой стакан и не огляделась:
— Что?
— Это была ты.
Кейт слизала с губ остатки пунша и обвела взглядом присутствующих. Они все пялились на нее так, будто она совершила что-то дурное. Ну да, пропустила несколько стаканчиков. И что? Это было необходимо после целого вечера плохой поэзии в компании Роба Саттера. Он вынудил Кейт улыбнуться, оказался таким огромным и занимал так много места, что ей пришлось сутулиться, чтобы не задеть его плечом. А теперь у нее болела шея. Это стоило одного или двух стаканов пунша.