Загадаю тебя - Мария Летова
— Что есть, то есть, — отзываюсь я. — Мы немного родственники…— топорно отшучиваюсь.
Снова подняв руку, я касаюсь большим пальцем ее щеки, на этот раз она не сопротивляется моим прикосновениям.
Центральной мыслью в голове является вопрос, как сделать так, чтобы она согласилась поехать со мной. Ко мне домой. Ведь какой бы кроткой Капустина не была в данную минуту, это ничего не гарантирует.
— Кто… такая Тамара? — скованно спрашивает Таня.
Убрав руку от её лица, я провожу ладонью по собственным волосам.
— Тамара… — тяну. — Тамара - первая и единственная женщина, из-за которой мы с Зотовым подрались.
Я вижу, как напрягается тонкая линия подбородка на красивом лице Капустиной, губы стягиваются в узкую линию…
— Ревнуешь? — хмыкаю.
— Размечтался, — задирает Таня нос.
Сдаю назад, поясняя:
— Тамаре было за шестьдесят, она была довольно… объёмной женщиной…
— Твои предпочтения в женщинах удивляют все больше, — царапается она.
— Мои предпочтения в женщинах с возрастом меняются. Тогда мне было пять лет и я считал, что идеальная женщина должна выглядеть именно так, как Тамара, моя нянечка в детсаду: пахнуть едой и подтирать задницу…
— И при чем тут Зотов? — вставляет Капустина.
Я вижу, что она сосредоточена на моем рассказе, как ребёнок, которому показали фокус, и в мыслях показываю средний палец ее дружку-умнику, ведь я тоже умею красиво лить в уши.
— На тот момент мы не были друзьями.
— Такое когда-то было? — иронизирует она. — Вы как будто из одного яйца вылупились…
— Марк пришел в мою детсадовскую группу в пять лет, а я уже тогда заприметил Тамару, — продолжаю.
— Боже.… — закусывает она губу. — И что же случилось дальше?
— Зотов слегка меня бесил и назвал Тамару бочкой. Я дал ему в рожу, — пожимаю плечом.
Таня округляет глаза. Качнув головой, произносит:
— Даже не знаю, что сказать…
— Мы колошматили друг друга, пока нас не разняла Тамара. Раскидала по разным углам за уши. Мы час так простояли в одних трусах, над нами долго ржали. “Устроить Тамару” - это вроде как устроить прилюдную порку или сильно наказать. Кстати, с того дня мы с Марком стали не разлей вода. Потом я притащил Зотова на хоккей в свою детскую команду, и он стал лучшим…
— Животрепещущая история.
— У меня таких много. Хочешь поехать ко мне и послушать?
Она вытаптывает на моем лице дугу взглядом. Топчется по мне, пока молча обдумывает предложение. И пока с нетерпением жду ответа, поверх макушки Тани в дверях ресторана замечаю мать.
— Секунду… — прошу и направляюсь к ней.
Капустина выглядит все такой же взвинченной, когда возвращаюсь и выставляю для нее локоть, дожимая:
— Здесь ужин на двоих.
Подняв руку, демонстрирую Капустиной пакет.
— Хочешь? — изображаю из себя голодного кретина.
— Не веди себя, как дурак, — говорит она с досадой. — Где ты живешь?
— Рядом. Пять минут по прямой.
Поправив волосы, Таня смотрит на пакет, потом на меня. Я встречаю её взгляд исподлобья на своих губах и отвечаю таким же.
Перебросив пальто на другой локоть, Капустина проталкивает руку под мой бицепс, и это выглядит так, будто мое предложение принимают.
Глава 24
Я знаю, что кончать раньше своей женщины, - моветон, но каждый изгиб и каждая реакция тела Капустиной на мои толчки сзади неумолимо подталкивают к краю.
Впечатываю её бедра в свои.
Я жру этот десерт, впитывая вкус всеми нервными окончаниями. Таня стонет в матрас, собирая в кулаки простыню. Она становится всё влажнее и влажнее. Сдерживаться становится невозможно.
Выхожу из неё и переворачиваю на спину. Забросив за голову руки, Капустина выгибается и разводит для меня бедра. Это моя финишная прямая. Я обхватываю ладонями её талию с впалым животом. Соединяю большие пальцы под пупком, и когда в нее возвращаюсь, знаю, чего ждать.
Своего имени, твою мать!
Потому что именно в этой позе мой XL нравится Капустиной особенно сильно.
По ее бедрам проходит дрожь.
— Данила-а-а… — стонет она, зажмурившись.
На грани потери гребаного контроля, я насаживаю ее на себя до тех пор, пока судороги не перерастают в оргазм, и как бы не хотела она в этот момент от меня избавиться, жестко удерживаю ее на месте, делая серию финальных ударов, чтобы кончить самому.
— М-м-м… — проваливаюсь.
Волна мощная, лишающая напрочь зрение. Я не против начать сначала тут же, не отходя от кассы, но это уже второй раунд, и не уверен, что потяну третий без небольшой передышки.
Коротко поцеловав Таню в живот, я отправляюсь в ванную, чтобы избавиться от презерватива и привести в порядок член.
На журнальном столе в гостиной наш бывший ужин. Тарелки пустые, всё-таки, против моего выбора Таня ничего не имела.
Была попытка посмотреть что-нибудь по телеку, но мы быстро с ней покончили. Как только Таня пустила в свой рот мой язык, ужин перетек в секс.
Я раздеваю Капустину второй раз в жизни, и с каждым разом мне все сильнее кажется, что от моих прикосновений ее просто, блядь, колбасит.
Это сносит мне крышу.
Когда я ее касаюсь, практически слышу запах ее возбуждения, будто он исходит от ее кожи. Как маньяк, я готов гнаться за этим фантомным запахом, выискивать его или добывать. И мне не приходится прикладывать никаких, абсолютно никаких усилий для того, чтобы сделать ее мокрой. Никаких. Нахрен. Усилий.
У моей тяги совсем слетают тормоза, ведь отправляясь в ванную, чтобы избавиться от гондона, я думаю о том, как бы поскорее вернуться обратно.
Когда возвращаюсь, Таня неподвижно лежит на кровати, растянувшись на животе. Её бёдра прикрыты одеялом, спина - волосами.
Она наблюдает за мной, пока голый меняю освещение. Скользит взглядом по моим плечам, животу, ногам.
Стесняться наготы я, кажется, никогда и не умел. Хоккей не дал этому рефлексу развиться, я с детства торчал в компании голых задниц по пять дней в неделю, а что касается Капустиной…
Разглядывая меня, как кусок мяса, стеснения она не демонстрирует.
Оставляю как можно меньше света, чтобы Таня могла насладиться видом на город из моего панорамного окна.
Забравшись на кровать, укладываюсь рядом. Я забрасываю за голову руки, а Таня приподнимается на локте.
Мне хочется пустить расслабление в каждую мышцу. Мозги будто взбили миксером и посыпали сахарной пудрой, поэтому
