Предателей не прощают - Мария Сергеевна Коваленко
Контуженая новостями, я с трудом нахожу свой автобус, а потом умудряюсь проехать нужную остановку.
Серые осенние тучи плотной завесой укрывают питерское небо, и точно так же мои мысли заволакивает туманом из глупых слов «шанс» и «не выпасть».
К моменту приезда в хостел этими думами я накручиваю себя до предела. Не хочется ни есть, ни пить, ни разговаривать. Выключив телефон, сворачиваюсь калачиком на постели и смотрю в стену напротив.
Для того чтобы полностью уйти в себя, не хватает только пледа. Без него мерзнут ноги, и никак не удается переключить внимание на что-нибудь приятное, спокойное, без карих глаз и ямочки на подбородке.
На моё счастье, мучение длится недолго. Не успеваю я окончательно околеть, в комнату входят соседки.
— Суперзвезда, куда идем праздновать? — весело кричит Соня.
— Быстро ты звездную болезнь подхватила. — Направляется к моей кровати Лика. — Сходила на кастинг и тут же слегла.
— Воспаление звездности, — неумело отшучиваюсь я.
— Тебе хоть сказали, что их не устроило? — Лика садится рядом и тихо матерится.
— Я вся не устроила, — вырывается со злостью.
— А подробнее? — Соня опускается на корточки рядом.
— Обязательно?
— Конечно. Я же должна знать, на кого насылать порчу и каких размеров. — Она берет меня за руку.
— Мне от этой порчи в Тюмени легче не станет, а ему…
Перед глазами всплывает картинка с Рауде: сжатые зубы, холодный взгляд и руки с закатанными рукавами, скрещенные на груди. Загорелые, мускулистые, какими только душить.
— Я так понимаю, главный гад у нас дядя Егора? — Глаза Сони вспыхивают.
— Не сбивай ее, — осаживает подругу Лика. — Пусть рассказывает все в подробностях и… — Щелкает ее по носу. — Без суфлеров!
* * *
Следующие полчаса я рассказываю девчонкам обо всем, что было на кастинге. От переодевания в туалете до разговора с Шапокляк. Соня и Лика несколько раз останавливают меня, уточняя детали, и дружно возмущаются приказу раздеться.
Заканчивается исповедь совсем не так, как я ожидала. Опустошение и отчаяние незаметно сменяются злостью. А желание уснуть и забыть превращается в потребность посмотреть в глаза Рауде и высказать ему в лицо, все что думаю об издевательстве в зале.
Как настоящие боевые подруги, Соня и Лика поддерживают эту внезапную воинственность. Не дожидаясь, когда я остыну, они за свои деньги вызывают такси. И дружным конвоем ведут меня к машине.
От скорости, с которой принимаются решения, я немного тушуюсь. В такси постоянно пытаюсь посмотреть назад. А возле новенького жилого комплекса у Финского залива на душе начинают зарождаться вялые ростки страха.
Храбрая в своих четырех стенах, здесь, возле квартиры Рауде, я уже не ощущаю той потребности в справедливости. Однако, будто догадываются о моем волнении, подруги действуют на опережение.
Пока я топчусь возле подъезда, думая, как убедить их поехать в хостел, Лика набирает на домофоне номер квартиры Леонаса, а Соня толкает меня под камеру.
Масштаб трагедии доходит до моих несчастных извилин через пять секунд. Черное табло видеодомофона вспыхивает, и на экране появляется лицо Рауде.
На мою беду ему не хватает сволочизма, чтобы рявкнуть: «Зачем пришла?» или послать меня к чертовой матери. Леонас вообще не говорит. Мне кажется, что слышу тяжелый вздох. Но уже в следующее мгновение раздается сигнал о разблокировке двери.
— Выскажи ему все, что думаешь! С Богом! — говорит мне на прощание Соня.
— Ты смелее, чем кажешься! Давай, геолог! — садясь в машину, кричит Лика.
Несмотря на все эти напутствия, я все еще могу сбежать. Рауде не станет носиться по улице за полоумной, посредственной недопевицей. К сожалению, мудрая мысль о побеге так и не приходит в мою голову.
Все ещё не веря, что решила явиться к Мистеру Великому и Ужасному, я растерянно киваю подругам и делаю первый шаг в просторный холл.
Окончательно прихожу в себя уже в лифте. В высоком, от пола до потолка, зеркале отражается русоволосая девушка с огромными глазами. На ней все те же старые джинсы и серая майка. На ногах запыленные кроссовки. Во всем скучном образе лишь одно яркое пятно — искусанные, красные как спелая вишня губы.
Совсем не обольстительница. Не Инга. Не фигуристая «девятнадцатая» и не изящная «тринадцатая».
Типичная уборщица, возомнившая, что имеет право на что-то большее.
— Боже, какая я дура… — шепчу своему отражению в зеркале.
Однако стоит дверцам лифта разъехаться в стороны, взгляд упирается в распахнутую дверь ближайшей квартиры.
— Входи! — доносится мужской требовательный голос.
И как под гипнозом, я иду.
Боясь испачкать пол, снимаю кроссовки и заталкиваю в них носки. Пытаясь взять себя в руки, несколько секунд стою в просторной прихожей.
«Я извинюсь и уйду. Все будет хорошо», — делаю медленный вдох. Почти успеваю поверить своим мантрам.
Но когда из ванной комнаты в тонких домашних брюках, с полотенцем на голых плечах и с мокрыми волосами выходит хозяин, сердце делает кульбит и падает в пятки.
Глава 25. Близость
— Здравствуйте, — голос садится, а ноги врастают в пол. О том, что мы уже здоровались, я почему-то даже не вспоминаю.
Рауде, как обычно, не отвечает. С ключицы по широкой груди стекает прозрачная капля, и словно от удара током я резко поворачиваю голову вбок.
— Ваша помощница дала мне этот адрес. Она сказала, что я подхожу для группы…
Вряд ли это тот разговор, на который намекала Шапокляк. Но на большее я не способна. Полуголый и босой Рауде действует на меня совсем не так, как его привычная, закованная в костюм деловая версия.
Рядом с этими каплями и мощным рельефным торсом я чувствую себя, будто попала в святая святых какого-то таинственного культа, куда имеют доступ лишь избранные.
— У Аллы слишком длинный язык и большое самомнение.
Полотенце летит на диван, и температура в квартире по ощущениям подскакивает до «тридцатки». Пожалуй, именно из-за таких мужчин в уголовном кодексе следовало бы прописать запрет на обнажение. Даже частичное!
— Тогда почему Вы мне отказали? — Стараясь сосредоточиться, я сверлю взглядом гигантскую пальму возле стены.
— Ты это пришла узнать? — Рауде делает шаг вперед. — Или поверила, что сможешь уговорить меня передумать?
После еще двух шагов между нами не остается и метра. Коситься в сторону становится сложно.
— Да, я хочу, чтобы Вы дали мне шанс. — Поворачиваюсь к нему. — Если не справлюсь, уйду сама, как только скажите.
Выдержать взгляд карих глаз ничуть не легче, чем раздеться догола. Я как подопытная мышка в руках профессора, погубившего с сотню таких, как я. Стараюсь держаться, а глубоко внутри — трясусь от страха.
— И как же ты будешь
