Возродившиеся из пепла - Энн Малком

— Зейн, — простонала я, нуждаясь в нем внутри себя.

Прохладный воздух защекотал грудь, когда его рот покинул ее.

Яростные черные глаза встретились с моими, и в его взгляде была животная потребность, смешанная с человеческой яростью.

— Заткнись, нах*й, — грубо, почти жестоко скомандовал он.

Резкий, холодный приказ не ослабил раскаленного добела возбуждения, охватившего каждую частичку меня; он лишь заставил меня воспламениться сильнее, а трусики намокнуть еще больше.

Его рот впился в мой с еще большей яростью, чем раньше; мозолистые ладони задрали подол платья и сорвали трусики. Я едва заметила, как рвутся тонкие стринги. Была слишком занята, лихорадочно возясь с ширинкой его джинсов, отчаянно пытаясь расстегнуть ее, чтобы его твердая длина оказалась внутри меня. Я чувствовала, как схожу с ума от нужды. Зейн зарычал мне в рот, когда я просунула руку ему в джинсы, касаясь его пульсирующего члена. Но я тут же потеряла его, когда он оттолкнул мои руки в сторону, чтобы полностью освободиться.

Без предупреждения он вошел в меня, наполнив полностью. Я ахнула от вторжения и от разряда удовольствия, пришедшего с его прикосновением. Зейн крепче сжал мою задницу, поднял меня и теснее прижал к стене, а я обвила ногами его бедра. Другой рукой он крепко обхватил мою шею, и врезался лбом в мой лоб, а его губы оказались в нескольких дюймах от моих.

Я не могла оторвать взгляда от черноты его глаз, горящих голодом, нуждой, опасностью. Наши взгляды оставались прикованы друг к другу, когда он начал врезаться в меня. Я кричала, пока он жестоко трахал меня у стены, наслаждаясь каждой секундой. Мои ногти царапали его голую спину, вырывая из него шипение удовольствия, когда я разрывала его кожу, и это все быстрее приближало меня к краю.

— Сильнее, — прохрипела я, чувствуя себя не в своей тарелке, нуждаясь в том, чтобы грубое трение нашего единения было еще более жестким.

Его рука на моей шее сжалась, хватка граничила с болью, но и с утонченным удовольствием.

— Ни. Гребаного. Слова, — прорычал он между толчками.

Он обеспечил мое молчание, снова захватив мой рот, совместив свой поцелуй с бешеными толчками, бьющими меня о стену, и готовящими к тому, что, как я знала, будет самым сильным оргазмом в моей жизни. Я грубо прикусила его губу и снова вонзила ногти ему в спину. Я чувствовала себя одержимой.

Внезапно оргазм захлестнул меня, и я не смогла сдержать крик, разлетаясь на тысячу осколков, пока Зейн продолжал вколачиваться в меня. Каждый жесткий удар, казалось, уводил меня все дальше в забвение.

Достигнув пика оргазма, моя киска сжалась вокруг него. Он застонал от собственного освобождения, и я почувствовала, как он опустошается в меня.

Тяжело дыша, я изо всех сил пыталась вернуться к реальности. Мои ноги все еще обвивались вокруг бедер Зейна, руки цеплялись за его спину. Я беспокоилась, что он был единственным сдерживающим фактором, мешавшим мне погрузиться в посткоитальное оцепенение.

Его рука по-прежнему крепко держала меня за шею, а другая впилась мне в задницу так, что я знала, останутся следы.

Я медленно открыла глаза, восстанавливая некоторое чувство равновесия. Зейн смотрел на меня. Нет, смотрел не на меня, а в меня. Его взгляд, казалось, обжигал мою душу, будто он трахнул меня до самых ее глубин. Он мог видеть все. Выражение его лица было странным. Ищущим, каким-то благоговейным.

В одно мгновение, будто щелкнул выключатель, и оно стало пустым. Все стерлось из этих глаз, и в них вернулась холодная ярость. Он быстро вышел из меня и поставил на дрожащие ноги. Я чувствовала, как его семя вытекает из меня.

Вашу ж мать. Без презерватива.

У меня не было времени оценить все возникшие вопросы, так как грубый голос лезвием полоснул по моим мыслям.

— Вон, — скомандовал он.

Я моргнула, пытаясь поправить свою растрепанную одежду.

— Что? — спросила я слабым голосом.

У нас только что был секс, буквально несколько секунд назад. Нет, не секс. А трах. Чистый, настоящий, грубый и плотский трах. Но в сторону семантику. Он только что был внутри меня, его сперма буквально сейчас стекает по моей ноге. Он не мог меня выгнать. Нам нужно поговорить об этом. На самом деле поговорить. Я не думала, что с момента нашей встречи у нас хоть раз состоялся нормальный разговор. Нам нужно было поговорить, а ему нужно было произнести больше одного слога, чтобы я не чувствовала себя грязной шлюхой, которая только что занялась сексом с кем-то, от кого даже не услышала полного предложения.

Он смотрел на меня холодно.

— Ты должна, нахрен, уйти. Сейчас же, — процедил он жестко и бесстрастно.

Я слегка вздрогнула от стального тона и столь же стального взгляда. Я чувствовала себя униженной. Использованной. Запятнанной. У меня не было сил пробуждать в себе ярость, кричать, спорить или называть его женоненавистническим мудаком. Я просто еще секунду посмотрела на него и выскочила за дверь. Потом побежала, на всех парах промчалась через улицу и влетела в свой дом. Я очень надеялась, что соседи сейчас не решат полить свои сады и не увидят этого зрелища, но, опять же, я была слишком вне себя, чтобы волноваться об этом. Мне просто нужно было вернуться домой.

Захлопнув за собой дверь, я рухнула на пол и уткнулась головой в колени. Я не заплакала. Я не позволяла мужчине доводить меня до слез целых шестнадцать лет. И не собиралась начинать это сейчас. Кроме того, за шестнадцать лет меня не обижал ни один мужчина, и я боялась, что только что открыла эту дверь. На этот раз не кулаками и пинками. А холодными взглядами и резким отвержением. Но боль была точно такой же.

Булл расхаживал по гостиной, крепко сжав кулаки по бокам. Он боролся. На самом деле боролся. На этот раз он сражался не с демонами, одержимыми его уничтожением. Нет. На этот раз он сражался с самим собой. С ней.

Каждая клеточка его существа уговаривала его выйти в гребаный коридор и последовать за ней, затащить ее обратно сюда, извиниться, а затем снова трахнуть. У стены. Затем в своей спальне, пробовать на вкус ее киску, заставить кончить ему в рот, а потом трахнуть в третий раз. Его член затвердел при мысли о том, что ее медовый вкус окажется на его языке. Что он снова проникнет в ее тугой жар. Булл с такой силой ударил кулаком по стене, что