Больше, чем любовь (СИ) - Ники Сью
— Технически два, но это неважно. Парни все об этом думают, — запросто отмахнулась Ильина. Я посмотрела нее, подул прохладный ветерок, сегодня было пасмурно, серые тучи нависли над городом, и Лиля поежилась. Ещё недели две назад она бы ни за что в жизни не сказала фразу вроде этой. Мы обе с ней верили, что для начала нужно узнать парня получше, понять — твой ли он человек, а уже потом думать о чём-то большем. И если я осталась при своём, то Лиля резко изменилась.
— Это так Ася говорит? — я остановилась, ощущая, как грудь покалывает от раздражения. Позади послышался сигнал, это какой-то парень ехал на большой скорости на электросамокате. Он едва не сбил меня с ног, ещё и выругался, будто я виновата.
— Придурок, — крикнула я, Лиля же молча склонила голову. Хотя сама тоже споткнулась, когда отступала назад.
— Может, в кафе зайдем? — спросила Ильина.
— Лиль, — я подошла к подруге и взяла ее за руки. — Если ты не хочешь близости с парнем, не надо идти на поводу. Плевать, студент он или нет. Пойми, рядом с тем особенным сердце должно биться иначе.
— Так бывает только в романах, — он высвободила руки и отвернулась.
— Это не твои слова, а Яковой.
— Мои! — насупилась Лилька.
— Это, конечно, твоя жизнь, просто… — я помедлила, мне не хотелось усложнять наши и без того натянутые отношения. Мой близкой человек итак отдалялся, мне казалось, я теряю ее.
— Что просто? — прошипела недовольно Ильина.
— Не хочу, чтобы ты пожалела о выборе, навязанном обществом. Хуже всего, когда ты совершаешь шаг, на который тебя толкают окружающие.
— Меня никто не толкает, — Лилька скрестила руки на груди, и я поняла, что она не желает продолжать дальше эту тему. Чтобы я сейчас не сказала, мои слова не дойдут до нее.
— Хорошо. Кстати, ты слышала новую песню Akmal’?
— Нет.
И я включила новинку, постаралась как-то разрядить атмосферу, однако до самого вечера наше общение было каким-то скудным, колючим. Если бы у него был цвет, я бы сказала, что из ярко — желтого он переходил в темный, почти черный.
А уже в понедельник в школе случилось еще кое-что не менее отвратительное.
Все началось в классе на уроке математики. Ребята перекидывали друг другу сверток бумаги и тихо хихикали. Они иногда поглядывали в сторону нашей парты, словно пытались удостовериться в чем-то. Я не сразу заметила косые взгляды, потому что за последнюю неделю привыкла к ним. Стоило только Давыдову начать уделять мне внимание, как все вокруг заинтересовались моей персоной.
В столовой ситуация приобрела более массовой характер. Таинственный сверток гулял уже между столами и другими учениками, вызывая смешки.
— Что-то не так, — сказала я, ковыряясь вилкой в салате с овощами.
— Что? — Лиля будто не видела происходящего. Ее взгляд был прикован к телефону, она выглядела тревожно.
— Говорю, сегодня ребята ведут себя странно. Да и ты тоже.
— Нормально я себя веду, — Ильина резко поднялась из-за стола, схватила свой поднос и пошла к окошку с грязной посудой, затем на выход. Я уже подумала, не обидела ли чем-то дорогого человека? Вспомнила наш субботний разговор и планировала после уроков как-то загладить вину. Но тут вдруг в буфет вошел Громов, а та самая скомканная записка упала ему под ноги.
Он остановился, посмотрел на клочок бумаги. Ребята вокруг, казалось, замерли, не решались даже выдохнуть, не говоря уже о том, чтобы забрать записку. Тогда Яр наклонился и поднял сверток. Он сжал его и поднес к урне, как кто-то взвизгнул, но тут же замолчал. Видимо, это заставило поменять решение Громова: он развернул клочок бумаги и прочитал содержимое.
Я заметила, как его кадык дернулся, а грудь приподнялась от глубокого вздоха. Все ждали какой-то реакции от Ярослава, если честно, я тоже почему-то ждала. Мне стало любопытно, что же такого написано на этой бумажке и почему оно так веселит народ.
Громов аккуратно свернул клочок и вдруг… посмотрел на меня. Внутри все рухнуло. На долю секунды я перестала дышать. Сложить два плюс два было нетрудно: в этом послании речь была обо мне. Иначе бы Ярослав повел себя иначе. Пускай он и придурок, который меня жутко бесит, но, в отличие от многих, не скрывал своих истинных чувств.
Яр сложил бумагу квадратиком, положил ее к себе в карман и развернулся: направился обратно в школьный коридор. Как только он вышел, по рядам снова пролетела волна шушуканий, глумливые голоса учеников.
Я поднялась из-за стола, ощущая на себе множество взглядов. Колени дрогнули, но я умела держаться на публике, поэтому лишь увереннее зашагала к окошку, стараясь держать спину ровной. Раньше я как-то не задумывалась: плевать мне на общественное мнение или нет, но теперь, даже тело слегка подрагивало.
Поставив поднос с грязной посудой, я вышла в коридор. Мне нужна была эта проклятая записка, ведь невозможно выиграть битву, когда не знаешь, чем может атаковать враг. А для этого придется пообщаться с Громовым, забрать у него дурацкий клочок бумаги.
Остановившись у столика охранника, я заметила, что Ярослав вышел на улицу и двинулся к задней части двора. Недолго думая, я помчалась следом за ним, несмотря на то, что на улице моросил дождик. Кремовая рубашка вмиг пропустила липкие пальцы ветра, заставляя меня и без того себя чувствовать отвратительно. Ускорив шаг, я нагнала Громова уже за углом, едва не влетев в его широкую спину. Он слишком резко остановился.
— Эй, — прошептала я, дотрагиваясь до лба.
— Ты не вовремя, — буркнул недовольно Яр.
— Я думала, ты не куришь, — окинув взглядом пустую улочку, сказала я. Чуть дальше располагалось старенькое деревянное строение, дворник туда складывал инвентарь, а местные прятались от учителей и в тайне курили.
— Так и есть, но ты ведь не за этим? — подул прохладный ветер, заставив меня скрестить руки на груди. Ярослав же, казалось, наоборот наслаждался погодой. Еще бы! В отличие от меня, парень был в светлой толстовке и джинсах. Я же мерзла в капроновых колготках и юбке, не прикрывающей колени.
— Да ты КЭП.
— Держи, — он вытащил из кармана сверток и протянул его мне. В глазах Яра читалась усмешка и нечто напоминающее жалость.
— Почему ты ее не выбросил? — зачем-то спросила я, сжав записку в пальцах.
— Было бы совсем не по-джентльменски наблюдать, как ты унизительно роешься в мусорной урне.
— Я бы не рылась! — воскликнула я. Щеки вспыхнули от стыда. Что же, черт возьми, было на этом клочке бумаги?!
— Слышала такую поговорку? Любопытство убивает даже самых стойких,
