Это всё ты - Елена Тодорова
– Ок, – выталкивают его губы.
Я вскидываю взгляд к глазам. Но контакт получается смазанным – он уже отворачивается и убегает.
Желание прижимать к горящим щекам ладони столь велико… Чтобы не поддаться ему, мне приходится сунуть руки в карманы ветровки. Нащупываю крупные звенья цепочки и быстро удаляюсь за боковую линию.
Когда опускаюсь на скамейку, Ян с явным облегчением выдыхает и кивает. Одобрение это или благодарность – не знаю. Но он снова вызывает во мне дрожь. И я все же прижимаю ладони… Только не к щекам, а к груди. Стискиваю в кулаки и скрещиваю у ключицы в надежде, что узлы, которые навязало под ребрами, ослабнут.
Увы, этого не происходит.
Вскоре я ловлю себя на том, что кусаю нервно ногти – напряжение на поле крепнет. Ни Ян, ни Самсонов не делают очевидных нарушений, но они бесконечно язвят, матерятся, уничтожают друг друга взглядами и незаметно толкаются. Сама игра при всем при этом ни на миг не теряет динамики. Разворачивающееся противостояние столь ожесточенное, словно это не тренировка, а финал чемпионата мира по футболу. Команды идут ноздря в ноздрю. Только одна вырывается вперед, вторая тут же выравнивает счет.
Передач между игроками становится меньше. Нечаев с Самсоновым будто бы лично соревнуются, забывая о других и даже о том, что им кричит Безугленко.
А потом… Ситуация достигает апогея, когда Ян дергает Макса за ворот футболки, не давая дойти до ворот. Тот теряет мяч, разворачивается и заряжает Нечаеву головой в лоб.
Вскрикнув, подскакиваю на ноги. Прижимаю ладони к лицу и с ужасом наблюдаю за новой потасовкой. Гремя жуткими ругательствами, парни сталкиваются, пока один из них не сваливает другого на землю.
Свисток тренера не возымел никакого эффекта. Благо, что в командах много крепких ребят. Они и разнимают этих двух озверевших бунтарей.
– Дисквалифицированы до конца следующей недели! Оба! – рявкает Безугленко. А когда они, прихрамывая, удаляются, фырчит и возмущается: – Такая шикарная игра была… И нате вам!
Я перевожу дыхание… В груди прямо-таки больно становится, настолько много воздуха я набираю. Проморгав наплывшие на глаза слезы, издаю непонятный звук и срываюсь.
Задыхаясь, бегу в раздевалку парней.
– Ты обещал со мной поговорить! – выпаливаю, толкая дверь.
И на пороге обмираю…
13
Ничего не было...
© Юния Филатова
Ян без футболки. В одних лишь шортах, которые висят так низко, словно и их он, сгребая ткань на бедрах в кулаки, уже намеревался снимать. Среагировав на мой голос, вовремя останавливается. Вскидывает голову и застывает вместе со мной.
Я потрясена, и скрыть это невозможно.
Таращась на обнаженного Нечаева, не могу заставить себя подобрать челюсть и возобновить дыхательную функцию. Я не способна даже моргнуть. Оторопело скольжу взглядом по мощным атлетическим плечам, по литым грудным мышцам, по крепким мускулистым рукам, по напряженному прессу, который выглядит как обтянутая кожей сталь, по всем этим выпирающим венкам, по темным волоскам… Пока не задыхаюсь. Жизненно необходимый вдох получается натужным и громким, будто я из воды на поверхность вынырнула. Давлюсь кислородом. Закашливаюсь. Прижимая к лицу ладони, отворачиваюсь. Из глаз брызгают слезы, но их я едва замечаю. Все, на чем я сосредоточена – судорожно пытаюсь отдышаться.
– Стой, – звучит глухое указание совсем рядом. Голосом, из-за которого у меня на коже проступают столь огромные мурашки, что это уже надо считать чем-то нездоровым… Симптомом какого-то страшного психологического заболевания. – Закрой глаза. Перестань так резко хватать воздух. Вдыхай медленно и глубоко.
Пространство плывет, поэтому совет погрузиться в темноту я принимаю с радостью. Только вот… Когда мне удается вобрать кислород, мои легкие забивает солью, металлом, никотином и самим Яном.
Я инстинктивно принимаюсь дышать осторожно, словно звереныш, которого после паники оглушило столь безумным страхом, что полностью пропал пульс.
У Яна Нечаева особенный запах. Я знаю его. Могла бы определить из десятков других. Даже примесь пота и крови не разбавляют его концентрацию. Он сам по себе насыщенный, терпкий и соленый. Дерзкий, смелый и агрессивный. Захватывающий, будоражащий и головокружительный.
В висках начинает бомбить. И едва я отмечаю разгромное возвращение пульса, сердце вспоминает о своей функции и разворачивает за моей грудиной феерический шабаш.
– Что это? – протягивает Нечаев.
В хриплом голосе улавливается неподдельное удивление. Он настолько растерян какими-то выводами, что, вразрез со своей реактивностью, вдруг становится заторможенным.
Я откидываю голову и упираюсь затылком в кафель. Прижимаю к нему и трясущиеся ладони. Только после этого осмеливаюсь открыть глаза. И вроде как смотреть на его торс нет возможности, но и вида растрепанных мокрых волос хватает, чтобы в моем животе закрутилась очередная воронка. С него капает – вода и кровь. Влага сочится по острым скулам, по ставшему квадратным от напряжения подбородку, по приоткрытым покрасневшим губам… Пламя в груди разгорается. Со стремительным движением крови по венам меня настигает дурманящее опьянение.
И мой взгляд, вырываясь из-под контроля, принимается метаться.
Вниз. В сердце вспышка. Легкие в тиски.
Вверх. Глаза в глаза – прыжок в бездну. Без предварительного вдоха с головой. Свободное падение.
Вниз… Впиваюсь зубами в губы, чтобы сдержать невесть отчего поднявшийся стон.
– Ю… – выдыхает Ян, наклоняясь.
Взгляд, дыхание, запах, жар – всего этого становится критически много. Я спохватываюсь. Отталкиваясь от стены, пытаюсь юркнуть в сторону двери. Но он не пускает – выставляя руку, преграждает путь и валится на меня, словно гора. Взвизгнув, упираюсь ладонями ему в грудь. И сразу же мне становится еще хуже.
Знайте, что когда человек сгорает заживо, его тело бьют конвульсии.
Со мной явно что-то катастрофическое происходит… И Яна это тоже поражает, словно электричество. Едва я касаюсь, его горячая грудная клетка дергается, сжимается и яростно расширяется. Он издает стон, но его перекрывает мой вскрик. Сворачивая обожженные ладони, выдвигаю между нами локти. Судорожно хватая воздух, намереваюсь его оттолкнуть.
– Что это, Ю? – частит Ян рвано. – Что это?
Он настойчив. Как раньше, свирепо прет напролом.
Я понимаю, что должна ответить, иначе он просто не отстанет.
– Что? Что именно?
– Ты подаешь странные знаки… – рубит задушенно. – Смешанные сигналы, Ю… Я… Блядь… Скажи что-то, потому
