Нора Робертс - Опасные тайны
— Нет, просто маленькая растяжка. Она у нас уже старушка, но все еще норовит пуститься во весь дух при каждом удобном случае. Вспоминаешь те денечки, крошка? Она выиграла свою первую скачку и последнюю тоже, и еще дюжину скачек в промежутке. Сейчас-то ей уже двадцать пять. Когда ты в последний раз видела ее, она была шустрой молодой кобылкой. — Конюх улыбнулся, обнажая редкие, желтые от табака зубы. — Нет, наверняка ты не помнишь ни меня, ни ее. Меня звать Боггс, я учил тебя кататься на пони. Небось уже забыла, как надо ездить верхом?
— Нет, я умею. — Келси протянула руку и погладила старую лошадь по морде. — Как ее зовут?
— Королева Ярмарки. Я зову ее Кори.
Кобыла негромко заржала, и ее большие карие глаза заглянули, казалось, в самую душу Келси.
— Да, она старовата для скачек, — задумчиво пробормотала она.
— И для племени тоже, — подхватил Боггс. — Кори у нас давно на пенсии, но ей все кажется, что она еще девочка, вот и начинает бить копытами. А если б я принес сюда седло, у нее уши сразу бы торчком встали.
— Значит, она еще может ходить под седлом?
— Если наездник справный попадется. А твоя ма чуть дальше, у случной конюшни. Как выйдешь, налево. Сегодня там большие дела творятся.
— Спасибо, э-э-э…
— Боггс. И добро пожаловать домой, дочка. — Он снова повернулся к кобыле, и его заскорузлые, мозолистые ладони мягко и бережно заскользили по лошадиным ногам. — Когда придешь в следующий раз, не забудь надеть ботинки.
— Да, пожалуй… — Келси в замешательстве посмотрела на свои мягкие итальянские туфли без каблуков.
Она прошла вдоль конюшни, невольно задержавшись у бокса Сирени. Кобыла, казалось, узнала ее — во всяком случае, она потянулась к ней мордой, а ее фырканье показалось Келси приветливым.
Оказавшись снаружи, она увидела, что указания, которые дал ей Боггс, были излишними. Суета у здания с навесом, стоявшим на отшибе, сразу привлекла ее внимание, и она направилась туда. Еще издалека она узнала Гейба Слейтера и сразу же задумалась, кто из них выглядит красивее — он или великолепный гнедой жеребец, который то и дело норовил встать на дыбы и которого Гейб с трудом удерживал. Он стоял у головы коня, крепко уперевшись каблуками в землю и напрягал все свои силы, чтобы не выпустить из рук коротенький недоуздок, а конь вздрагивал всем телом и громко ржал.
Тряхнув головой так, что его вьющиеся волосы разлетелись по ветру, Гейб прокричал коню:
— Волнуешься, малыш? Я тебя понимаю. Прежде чем заниматься сексом с хорошенькой кобылкой, полезно как следует разогнать кровь по жилам. Привет, Келси, — добавил Гейб, не оборачиваясь и продолжая удерживать жеребца в узде. Он знал, что она здесь. Келси готова была поверить, что он почуял ее присутствие, как жеребец чувствует кобылицу. — Ты поспела как раз вовремя, чтобы своими глазами увидеть самое главное. Тебя не смущают подобные зрелища?
— Нисколько.
— Вот и отлично. Наоми внутри, с кобылой. «Рискованное дело» и «Три ивы» решили вместе родить чемпиона.
Келси окинула лошадь взглядом. Грумы и дрессировщики обступили жеребца со всех сторон, страхуя Гейба и мешая животному ринуться к навесу. Мокрая от пота гнедая шкура великолепного скакуна горела словно огонь, глаза бешено вращались, могучие мускулы свивались в тугие узлы.
— И вы собираетесь выпустить этого бешеного зверя на какую-нибудь бедную, ничего не подозревающую кобылу? — спросила Келси.
Гейб ухмыльнулся.
— Поверь мне, она будет нам только благодарна.
— Вы напугаете ее до смерти, — не согласилась Келси и направилась к сараю с навесом. Внутри она увидела свою мать и Моисея, которые пытались успокоить кобылу, которая, казалось, всем своим существом стремится к соитию с жеребцом. Она тоже была гнедой масти и отличалась такой же величественной статью, как и ее предполагаемый супруг. Несмотря на то, что кобыла была стреножена, а на шею ее был надет защитный жилет из кожи и толстого брезента, она ничуть не выглядела напуганной.
— Келси! — Тыльной стороной ладони Наоми вытерла со лба пот и грязь. — Герти должна была сообщить мне, когда ты приедешь!
— Я просила ее не беспокоиться. Или я мешаю?
— Нет… — Наоми с сомнением посмотрела на Моисея. — Просто зрелище может оказаться… слишком наглядным.
— Я кое-что знаю о сексе, — сухо заметила Келси.
— Оставайся и узнаешь гораздо больше, — вставил Моисей. — Кобыла готова, — бросил он одному из дрессировщиков.
— Держись от нее подальше, — предупредила Наоми дочь. — У лошадей не все проходит так просто, как у людей — полчаса в придорожном мотеле, и все дела.
Келси почувствовала острый запах конского возбуждения, как только Гейб и конюхи ввели в сарай жеребца. Казалось, сам воздух внутри источал терпкий аромат плотского желания. В нем было что-то первобытное, неуправляемое, дикое. Кобыла негромко заржала — не то в знак протеста, не то, наоборот, призывая супруга, — и жеребец откликнулся на этот голос звуками, от которых в груди Келси все перевернулось.
Моисей отдал какие-то распоряжения, конюхи проворно рассыпались по сторонам, отпустив туго натянутые веревки. Жеребец ринулся вперед, потом встал на дыбы и взгромоздился на лоснящийся круп кобылы. Расширившимися от удивления глазами Келси следила за тем, как Моисей шагнул вперед и руками помог жеребцу. Потом она поняла, для чего на кобылу надели эту странную брезентовую сбрую: без нее жеребец несомненно прокусил бы ей кожу на холке и спине.
Дальше все пошло так, как задумано природой. Движения жеребца были торопливыми, резкими, до странности напоминая человеческие. В конце концов самец — требовательный и властный, как и все мужчины, — покрыл кобылу; та не сопротивлялась, а ее большие лиловые глаза закатились, как показалось Келси, от удовольствия. Сама того не осознавая, она подошла ближе, захваченная неистовой страстью совокупляющихся животных. Ее собственное сердце тоже забилось чаще, а кровь быстрее потекла по жилам. Сексуальное возбуждение — внезапное и сильное — охватило Келси и заставило ее пошатнуться.
Только тогда она опомнилась и обнаружила, что глядит прямо в лицо Гейба. По его коже ручьями стекал пот, крепкие мускулы натягивали рубашку, а глаза, казалось, смотрели прямо на нее, и Келси испытала еще одно потрясение, заметив в его взгляде то же первобытное, примитивное желание, которое как будто было отражением ее собственных чувств. На мгновение представив себе, как ее самое берут так, как только что кобылу — жестоко, грубо, властно, Келси снова покачнулась.
Гейб улыбнулся. Его губы медленно растянулись в улыбке, которая была одновременно и наглой, и обольстительной, и Келси подумала, что он улыбается, потому что точно знает, что творится у нее в голове. Как будто он сам заставил ее подумать об этом.
