Саблезубый - Галина Валентиновна Чередий
Моя бэха застряла-таки в сугробе в двух кварталах от больницы. Вытянул стонущую в беспамятстве Роксану и бегом попер ее на руках. Снег лупил в морду, ветер нам навстречу, ноги вязли, прохожие-долбоебы все время на пути попадались, как кто проклял меня, что ли.
— Пошли все на хуй с дороги! — ревел я до боли в глотке.
— Быстро! Она рожает! — заорал, ввалившись в приемный покой.
— У нас нет родильного отделения, — вякнул какой-то прыщавый дрыщ в зеленоватой форме. — Вам не сю…
— Меня ебет, чего у вас нет?! Каталку нам, и спасайте ее, или переебашу всех тут нахуй!
Их счастье и моя удача, что остальные медики были не такими тормозами, как этот. А то реально закончилось бы все очень плохо. И не только для Камневых, но и для меня. Убил бы кого и сел. Меня что-то там пытали про сроки, группу крови Роксаны, еще всякую неведомую херь, но единственное, что я смог вспомнить в своей панике, — ее бабский доктор как раз жена Насонова. И все, дальше понеслась суета мимо меня, а минут через тридцать в приемный покой вломился и сам Яр с дикими глазами.
Я уже готов был поймать по роже и оправдываться, но он промчался мимо, допрашивал долго персонал, а потом бухнулся на взвизгнувшую под нашими тушами кушетку и привалился ко мне плечом. Уставился перед собой в стену, и так мы и сидели, две затаившиеся в засаде истерички, пока к нам не вышла доктор и не поздравила с рождением двойни. Вот после этого я окончательно уже перестал соображать. Поднялся, похлопал по плечу Яра, которому еще вещали про ход операции и своевременную доставку, и поплелся на выход. Тут уж он сам как-нибудь. С меня хорош.
Глава 19
Мотнув гудящей башкой, я вернул себя в сейчас, к Катьке, еще всхлипывающей и подрагивающей в отходняке от оргазма. Вылизать ее, заставить кончить, чтобы хоть чуть стала готова к тому безумию, в котором я немедленно нуждался, — максимум на что был в этом состоянии способен. Сука, почти подвиг, учитывая, что в своей башке я ее еще в прихожей нагнул и отодрал, забив на готовность. Резинку по стволу раскатывал, жмуря глаза до искр за веками, каждое даже собственное касание как дразнящее поглаживание курка: малость сжать — и уже обкончаюсь.
Закинул ноги Катьки себе на плечи и ткнулся головкой, без капли деликатности между только что тщательно вылизанных губок. Пялился на то, как вхожу, за три толчка. Туда, обратно и снова внутрь, глубже с каждым разом.
Как только вперся под самый корень — остановился, шипя сквозь зубы от ее тесноты. Аж глаза на лоб лезли, кайф оглушительный, но тут же и подозрение вспышкой. Что если соврала? А если все же…
Выдернул член, уставился в поисках следов снесенной девственности. Нет ничего. Ну и гори оно все тогда. Вогнал разом без церемоний уже. Хорош, больше сил моих нет. Катька взвилась над постелью, выгибаясь и сжимая меня еще слаще. Запустил обе лапы под ее ягодицы и задолбил, натягивая на свой хрен, как перчатку, заодно и удерживая от того, чтобы при каждом жестком толчке не таранила макушкой изголовье кровати. Кончу, вот сейчас кончу, — подошло позорно прям чуть не с десяти толчков.
Выдернул член, не в состоянии сдержать похотливое недовольное ворчание, что так и перло, перевернул Катьку на живот. Тормозя уже почти вырвавшийся оргазм, прошелся укусами-поцелуями от острых плеч вдоль выпирающих позвонков до задницы, одновременно ритмично вгоняя в только пригубленную горячую тесноту два пальца. Сжал зубами ягодицу, поймал спазмы внутренних мышц, нагло забурился между упругими полушариями, проталкивая язык в анус.
— Не… на… — Катька дернулась поджаться, соскочить с моего языка и пальцев, но хрен я дал, заработав интенсивно и там, и тут.
Завсхлипывала, затряслась, насаживаясь в ответ. Как только уловил это предельное напряжение, выпрямился и опять засадил на полную.
Долбил-долбил-долбил под ее вскрики, скулеж и свои финальные хрипы. Да, вот оно то самое, сука, желанное так, полное временное уничтожение мозга взрывом. Когда приходишь в себя обвисшим, как тряпка, навалившимся на девичье хрупкое тело и, похоже, с ручьем потекшей от полной, прямо-таки тотальной расслабухи, слюны. Вот почему трахаться в такие моменты лучше сзади. Ну ни хера ты не брутальный мачо и не ебарь-террорист, когда тебя настолько вставило, что обратно частей себя сразу и не соберешь. Когда меня так молнией разбивало? Да хер знает… с Юлькой по первости, может. Уже и не помню. В любом случае дело тут не в бабе, а в том что от предыдущих обстоятельств так вштырило, естественно. Я-то себя знаю.
— Боев, сползи, а? — прохрипела моя загадка, брыкнувшись подо мной.
Зараза, ребра же ее!
— У-ум-м… угумс, — проворчал я недовольно из-за того, что от ее ерзанья обмякший член выпал из уютненького тепла.
— Боев, нам бы поговорить надо.
Вот, блядь, замечательно! Мне сейчас прямо самое то, разговоры эти.
Вот почему я в большой степени и предпочитаю отношения «я тебе бабки, ты мне молча сосешь». Все эти «нам надо поговорить» пиздец как портят мою прекрасную картину мира.
— Угу, надо, — не открывая глаз, согласился я.
Настал тот самый звездный час для заготовленной давно речи. «Я не создан для верности, и либо бери, что есть, либо досвидос».
Ага, еще и не забыть упомянуть, что вообще-то для всех до нее просто «досвидос» без всяких либо.
— Слушай, я ужасно благодарна и за заботу, и вещи все эти… Как только обналичусь, все верну до копейки… А секс… Это ты не представляешь, что для меня открыл… Но я не останусь, ты же понимаешь?
Что, бля?
Глава 20
Мои ощущения просто не поддавались пока объяснению. Боев буквально на части меня разнес, растрахал в мелкие осколки, лишив на время способности соображать, не позволив хоть что-то контролировать. Не оставил мне и шанса как-то воспротивиться всей той мощи удовольствия, что обрушил на меня, практически раздавливая, выжимая до капли меня прежнюю, вообще меня. Та, что извивалась, билась, кричала до хрипа, принимала его чуть не разрывающего пополам и кайфующая от этого, будто и не я была. И все было хорошо до такой
