Опекун. Вне закона - Ронни Траумер
– Амина! – рычит на дочь Самойлов, попутно набирая чей-то номер.
– Кто она? – кивает на меня.
– Не твоё дело, – сухо бросает Марат, ожидая ответа и барабаня пальцами по столу. – Женя, – говорит в трубку и встаёт на ноги. – Для любовников своих Жанной будешь, – недовольно бросает и отходит на несколько шагов.
– Так что, давно он тебя трахает? – обращает моё внимание на себя Амина.
– Мы не… я просто живу здесь. Временно, – сглатываю ком в горле, почему-то чувствуя вину.
– Ну это само собой, – злобно усмехается. – В постели папочки никто надолго не задерживается, а ты и вовсе не в его вкусе, – выплёвывает свой яд, и я убеждаюсь, что она дочь своего отца.
– А кто в его вкусе? – вопрос срывается с губ раньше, чем я успеваю подумать.
Прикусываю себе язык, но поздно, девушка осматривает меня несколько секунд и кривит губы.
– Ты серое пятно на фоне его любовниц, – хмыкает, и к её счастью Амине удаётся меня задеть.
– А ты всех любовниц отца знаешь? – какого-то чёрта продолжаю этот неприятный разговор вместо того, чтобы встать и уйти в свою комнату.
– Конечно, – уверенно заявляет. – Ты, наверное, эксперимент, – прищуривается, будто что-то в голове перебирает.
– А вот твой отец, кажется, не знает про твоих, – хитро улыбаюсь, замечая, как она бледнеет, и весь ее пыл спадает.
– Нет никаких любовников! – со злостью проговаривает девушка, поглядывая на Марата.
– Есть, и в отличие от тебя, у него нет богатого «папочки», и все твои деньги уходят на ваши развлечения, – озвучиваю свои мысли и, судя по всему, попадаю во всём.
– Закрой рот, – рычит девочка, показывая свои зубы.
– Пошли, я отвезу тебя к матери, – подходит к нам Самойлов.
Я победоносно улыбаюсь девчонке, делая глоток уже остывшего чая и откинувшись на спинку стула. И понятия не имела, что могу быть такой стервой, но меня ещё малолетка какая-то не отчитывала.
Пока Самойлов с дочерью собирались, я делала вид, что не вижу и не слышу их, но то и дело краем глаза смотрела в сторону выхода и ждала, когда они уйдут, чтобы выдохнуть.
У Самойлова есть дочь! Произношу эти слова мысленно, девчонку вижу, но всё равно не могу поверить в это. На вид ей лет семнадцать, может, восемнадцать, но по внешнему виду и поведению я бы сказала, что у неё пубертатный период.
Хотя, когда я училась в университете, видела подобных: дети богатых людей, обделённые вниманием из-за вечно работающих родителей. Вот и пытаются эти детки привлечь внимание. Например, парень у нас в группе был, Марк, – отморозок редкий, всё время задевал заучек. Я тоже заучкой была, потому что мама следила за тем, чтобы я хорошо училась и работу хорошую нашла. Но в отличие от тех, кто приехал из глубинки, я могла дать отпор этим мажорам. После этого он даже пытался ухаживать за мной, если это слово подходит его брошенным словам из ряда: «поехали со мной, когда ты ещё на такой тачке прокатишься».
Или девушка была, которая вечно с телефоном ходила, всё снимала и в соцсети выкладывала. Собственно, многие хотели быть в кругу её друзей, набрать себе подписчиков и быть популярным в университете. И опять же – я не из их числа. Нет, страничка в соцсетях у меня, конечно, была, но только я никогда не гонялась за славой там, меня больше реальная жизнь интересовала, которую выставлять на показ не было никакого желания. К тому же, я скучно живу, точнее, жила, последнее время у меня в жизни сплошная карусель событий.
У этих ребят был свой круг общения, и когда они выходили на улицу, ты чувствовала себя словно в американском фильме про подростков, когда все отходят в сторону, чтобы освободить путь элите. Их можно было увидеть за километр: вечно яркая одежда, солнцезащитные очки, даже когда на улице дождь, побрякушки, словно на новогодней ёлке, и волосы – розовые, зелёные, синие. Учились такие на тройки, но никто и не думал их отчислять, ведь это были дети влиятельных людей. В то время да и сейчас то и дело в интернете всплывают новости о каком-нибудь происшествии с участием подобных мажоров. Как и сказала – бунт против родителей и попытки привлечь их внимание. Амина создаёт такое же впечатление, особенно учитывая, что говорил Марат: отчислили, машину разбила, взятки – всё это я уже видела.
Не представляю, как Самойлов воспитывает ребёнка, даже сейчас он просто взял и отвёз её к матери. Уверена, он не принимал участия в жизни этой девчонки, только деньгами снабжал, думая, что они заменят отцовскую любовь. Но ничто не может заменить родителей, уж я-то, выросшая без отца, прекрасно это знаю. Сейчас чувствую себя ещё хуже, ведь я не могу прийти домой, обнять маму, пожаловаться ей на суровую реальность. Но я могу потерпеть, лишь бы она поправилась и наконец вернулась домой.
Странно вообще, что так долго она в себя не приходит. В день аварии врачи сказали мне о её травмах, но уверили, что недели две, и она сможет вернуться домой, продолжить восстановление в родных стенах. Но в этой новой клинике, куда перевел ее Марат, мне ничего толком не рассказывают, кормят обещаниями и разрешают смотреть на маму только через стекло.
Так, надо отвлечься, иначе плакать начну. С этими мыслями я набираю Юлю, чувствуя стекающую влажную дорожку на щеке. Быстро вытираю её и, встав на ноги, приближаюсь к панорамному окну – единственному месту в этой крепости, которое даёт ощущение свободы.
– Алло, – запыхавшись, отвечает подруга.
– Привет, – говорю, прочистив горло.
– А что с голосом? – интересуется Юлька, успев заметить сиплость.
– Ничего, а ты что запыхавшаяся такая? – спрашиваю в ответ.
– Подушку била, – отвечает едва слышно.
– Что? Зачем? – прищуриваюсь непонимающе.
– Неважно, – опять от меня отмахивается. – Так что случилось? И не смей мне врать! – строгим тоном проговаривает она, и я смеюсь.
Юля всегда умела менять моё настроение. В отличие от меня, она оптимист по жизни и никогда не сдаётся. А вот я могу и раскиснуть иногда, хоть и считаю себя достаточно сильным человеком.
– Ты сидишь? – спрашиваю и сажусь в позу лотоса на пол лицом к окну, где внизу расстилается ковёр из мигающих огней.
– Н-е-е-т, – протягивает подруга.
– Тогда садись, иначе упадёшь, а я виноватой буду, – произношу, улыбаясь.
– Так, тебе удалось разбудить моё любопытство, – говорит она, и я слышу, как скрипят