Пристрастное наблюдение (СИ) - Фенникс Николь

Я плакала, рвала на себе волосы, металась по библиотеке, снося стулья, в бешенстве переворачивая коробки. Этот праздник, который должен был стать лучшим днем моей жизни, оборачивался кошмаром. Я чувствовала, что из-за слез и истерики, наверняка выглядела безобразно, но не могла остановиться и захлебывалась рыданиями.

Никто не явился мне на помощь. Через пару часов пришло понимание, что меня нарочно заперли!

Обессиленная, я уснула на коробках. Выпустили меня только на следующий день и то после завтрака. Без особого удивления и сожаления на лицах.

Я пришла в спальную комнату, содрала с себя ставшее ненавистным платье и разорвала его. Буквально растерзала голыми руками. Мне никто ничего не сказал, все опасались не только обращаться ко мне в этот момент. Они смотреть на меня боялись.

В изнеможении я опустилась на кровать и заметила оставленный вчера вечером телефон, на который час назад пришло сообщение:

«Это не страшно. Переживешь.»

А я тогда думала, что умру от переживаний.

Отчаянье. Обида. Злость.

Наверное, в тот момент я перестала его бояться. Наблюдатель больше не казался опасным психом, который сможет причинить мне боль. Потому, что больнее, чем сделал, он бы уже не смог.

Тогда я начала подозревать, что он действует не один — их целая шайка. Они все в сговоре! Та новенькая воспитательница, пославшая за микрофоном, разнорабочий из пищеблока, который постоянно вертелся где-то поблизости, точно директриса, а может быть кто-то из знакомых ребят или даже сам Костя с ними заодно? Я стала сомневаться в каждом. Чувствовала, что оплетена их сетью. А может, я вообще участвую в каком-нибудь эксперименте, где бездушные машины изучают пороги допустимого? Или врачи-фашисты пытаются свести меня с ума? Не было другого объяснения, зачем давать надежду и так жестоко наказывать!

В какой-то прострации я сдавала последние для поступления экзамены. И только мысль о том, что скоро буду учиться в кулинарном и перееду жить в учебное общежитие, не давала окончательно потеряться. Удерживало стремление воспользоваться возможностью самой поменять свою судьбу к лучшему.

Наблюдатель как будто чувствовал мое настроение. Он затаился, не прислав больше ни строчки. Иногда мне хотелось думать, что он видит как мне плохо и тоже страдает, и я еще сильнее растравляла себя. Худела, замыкалась в себе, один раз даже нагрубила учителю. Сама от себя пришла в ужас и углубилась в книжки.

Вступительные испытания я прошла успешно, показав средний результат, вполне достаточный для зачисления.

После экзаменов подшивали наши личные дела и велели принести справку от врача. А ее выдавали по итогам медицинского осмотра. И если все врачи отнеслись к этой работе весьма формально, то очередь перед кабинетом гинеколога нагнала на меня жути. Это была вереница самых тихих и напуганных людей, которых я видела. Я не могла поверить, что это они — смелые, задиристые, наглые, мои знакомые девчонки из детдома.

Я присела ждать на скамеечку и через пару минут разобралась в чем было дело. Из кабинета по одной выходили бледные девушки. Некоторые рыдали и жаловались на мерзкую врачиху. Та, когда узнавала, что девушка не была девственницей, обзывалась, а одну даже отхлестала по щекам. Да и невинные девушки, с которыми старуха обращалась крайне грубо, плакали от унижения.

И я поняла, что просто не смогу зайти в этот кабинет.

Я не разденусь, и меня не будут трогать чужие руки. Я не вынесу.

Мне уже в коридоре стало плохо, а я даже кресла не видела. Что же случится на самом приеме?

Я пропустила вперед себя одну девочку. Затем еще двух. А потом просто ушла и два часа бесцельно слонялась по улицам.

Я отдавала себе отчет, что сейчас этим решением перечеркиваю свою мечту и будущее. Но и преступить через себя не могла. Наверное, нужно было бы связать меня или держать и насильно взгромоздить на это кресло, потому что живой я бы не далась.

Как же меня ломало после возвращения в детдомовскую спальню. Девочки, разгневанные моим уходом, почувствовали себя лично ущемленными и не могли спокойно реагировать на то, что я избежала унизительного осмотра. Им было необходимо восстановить справедливость и тоже окунуть меня в грязь. Естественно, они сразу же принялись злобно обсуждать причину моего странного поведения в больнице. До меня доносились слова: «Шлюха», «Костя» и «беременность».

А когда все пошли ужинать, к моей кровати подошла та самая воспитательница.

— Ты чего тут нюни распустила? Подписала медсправку?

— Нет. Не смогла. У меня месячные, — я шмыгнула носом. Меня саму выворачивало от своей лжи.

— Это обязательный документ. Без нее тебя не примут.

— Я знаю, — отвернулась.

На следующее утро мне доставили запечатанный конверт. В нем лежала одна единственная бумажка — Справка по форме 086/у, где напротив гинеколога красовалась подпись: «Здорова» и синяя печать.

Вот такое своеобразное проявление заботы.

Глава 10. «Алтабаев»

I

Я думаю, что заснула часов в шесть утра. Не смотря ни на что, спала крепко, видя чудесные сны.

Около полудня проснулась резко, будто разбуженная невидимой рукой. Одним махом сдернула себя с постели, пытаясь промограться. Разом вспомнила всё и поспешила в ванную. Никого в коридоре, не встретив, машинально посмотрела в сторону комнаты Олега. Через распахнутую настежь дверь увидела полностью разгромленное помещение. Развороченный шкаф с раскиданными вещами и проломленной стеной, перевернутый на бок письменный стол. Это была комната человека, который провел ночь в глубоких душевных терзаниях. Черное удовлетворение затопило мое сердце. Так ему и надо!

Завтракала или уже обедала наспех. Я торопилась на встречу со Светой и Игорем. Договорились посидеть у него дома и обсудить текущие дела и задания по нашей будущей работе. В последнее время Игорь был то очень занят, то настолько погружен в свои мысли, что и отвлекать не хотелось. А тут он сам предложил увидеться, как будто пришел, наконец, к какому-то решению.

В глубокой задумчивости я собиралась, чтобы встретиться с друзьями. Мне бы очень хотелось не вспоминать Марковича, но я не могла. Его фигура была неотделима от вчерашнего вечера. Он казался мне необычным, взрослым, загадочным и безумно привлекательным. Могла ли я ревновать его к невесте? Имела ли на это право? Нет. Но я ревновала. Я ощутила, как холодной змеей на сердце сворачивается зависть. Представляла, как сумела бы посоперничать с этой безликой Мартиной и превзойти ее.

Подбирая наряд, я очень критически рассматривала себя в зеркале. Ах, как бы хотелось вызвать в глазах Стефана восхищение и обожание. Наверное, это очень приятно чувствовать, когда такой серьезный мужчина о тебе беспокоится, ухаживает, желает. Я бы многое отдала, чтобы посмотреть, как меняется его красивое расслабленное лицо, когда горит от страсти, укутаться в его брутальный запах сандала и табака, еще раз испытать блаженное чувство защищенности от его объятий.

Я размечталась, не замечая того, что застыла перед зеркалом. Дико взглянула в отражение на свои раскрасневшиеся щеки. Рассудок говорил мне, что пустые ожидания ни к чему не приведут и такая как я никогда не заинтересует его. Но так хотелось!

Я поспешно вызвала такси и скоро приехала к дому Алтабаева.

— Привет! А где Света? — я удивилась, застав Игоря дома одного.

— У нее не получилось приехать, — беспечно отмахнулся от меня парень и повел в гостиную.

Квартира Игоря находилась в старом доме, но в хорошем районе. Довольно просторная двушка. Парень жил здесь один и поддерживал относительный порядок. Гостиная была обставлена достаточно минималистично, но в ней чувствовался стиль. Огромный кожаный диван, банкетка для ног, низкий столик, плазма, игровая консоль. На противоположной от окон стене висели грамоты в рамках. Из кухни доносился приятный мясной запах.

— Кулинарю, — улыбнулся он мне, — Мясо запеченное будешь? У меня даже вино есть.

— Игорь, ты, что, решил меня соблазнить? — пошутила я.