Анна Берсенева - Все страсти мегаполиса
Одним словом, Соне нравились простые городские кафе, и то, что Петя водил ее туда, добавляло к нему приязни.
И сегодня они договорились выпить вечером кофе на углу Сивцева Вражка и Староконюшенного переулка. Вечер предполагался не поздний: в пятницу Петя надеялся закончить работу пораньше, а у Сони и вовсе наступил перерыв в съемках, так что она собиралась провести день дома.
Телефон зазвонил утром, когда она еще даже не проснулась толком – досматривала какой-то улетающий сон и одновременно разглядывала комнату в просвет приоткрытых глаз, пытаясь сообразить: что это вокруг нее, где это она?
– Соня... – Петин голос звучал в трубке так, словно он ползет по пустыне и вот-вот умрет от жажды. – Соня, мы сегодня не сможем встретиться...
– А что случилось? – пробормотала она.
Ей никак не удавалось проснуться, и встревожиться из-за Петиного тона поэтому не удалось тоже.
– Я, кажется, заболел...
Соня наконец стряхнула остатки сна и даже села на кровати для бодрости.
– А температуру мерил? – спросила она.
– Да...
– Высокая?
– Тридцать семь и шесть...
– Ну, это ерунда, – успокоила Соня. – Наверное, кондиционером в машине продуло.
– Но горло болит ужасно, – пожаловался Петя. – Просто с трудом говорю.
– Выпей горячего молока, – посоветовала она. – С медом.
– Гадость какая! Я мед с детства не переношу. И молоко тоже.
– Тогда чаю с малиной. У тебя малиновое варенье есть?
– Да ты что! Кто теперь варенье варит?
– Оно теперь в магазине продается. Необязательно варить.
– В магазине только финский конфитюр, – возразил Петя. – Вряд ли он от горла поможет.
– И вовсе нет. В «Елисеевском» самое настоящее варенье есть. Чуть ли не домашнее. И малиновое, и ежевичное, и даже из грецких орехов.
В «Елисеевский» Соня забрела едва ли не в первую свою прогулку по Тверской, и он поразил ее не обилием еды, в том числе экзотической, а необычностью интерьеров. Такие люстры, и лепнина, и бронза, и хрусталь могли, ей казалось, существовать только в музее. Но «Елисеевский» не был музеем – в нем кипела жизнь, и люди покупали продукты так, словно находились в самом обыкновенном гастрономе, и не задирали головы, чтобы получше разглядеть дворцовые потолки и фризы.
И Соня тоже прекратила разглядывать здешние интерьеры с открытым ртом. Она словно впустила их в себя и, к удивлению своему, поняла, что они устролись у нее внутри как-то ладно и точно, словно попали на отведенное им место.
Поселившись в общежитии на Сивцевом Вражке, она стала часто заходить в «Елисеевский», несмотря даже на то, что цены в нем были гораздо выше, чем в гастрономе возле студии. Ей нравилось выискивать здесь что-нибудь необычное – какую-нибудь маленькую коробочку чая, которая словно сохранилась с тех времен, когда такую же коробочку могла купить Вера Холодная...
– Нет, «Елисеевский» далеко, – прохрипел Петя. – А у меня голова кружится, просто от стенки к стенке бросает.
Удивительно было то, что он говорил! Соня и представить не могла, чтобы такая ерунда, как больное горло с температурой тридцать семь и шесть, привело бы человека в состояние полной беспомощности. Но голос у Пети был такой хриплый и такой сквозь эту хрипоту унылый, что его невозможно было заподозрить в притворстве.
– Я могу сбегать, – поколебавшись, сказала она. – Ты хоть дверь мне открыть сможешь?
Колебания происходили оттого, что Петя ни разу не приглашал ее к себе домой. Мимо дома номер пятнадцать они проходили раз сто, и он давно уже рассказал ей, что дом этот построен в стиле конструктивизма 30-х годов, что квартиры в нем давали выдающимся для тех лет людям. Но какое отношение сам он имел к этим людям, Петя не рассказывал. И даже с кем он живет в этом доме, не рассказывал тоже. Может, у него вообще жена имеется! Хотя вот это как раз было маловероятно. Петя никак не был похож на ловеласа, который потихоньку от жены знакомится на улице с девушкой и начинает за ней ухаживать. Да Соня и не сказала бы с уверенностью, что он за ней вот именно ухаживает.
– Ты правда сходишь? – обрадовался Петя. – Вот спасибо! И в аптеку тогда зайди, ладно? Только в ту, которая на углу Большой Бронной, знаешь? Из «Еслисеевского» тебе по дороге будет. Там капли для полоскания есть, они мне в прошлый раз гениально помогли.
– Ладно, – улыбнулась Соня. – Зайду в аптеку.
Было в нем что-то детское, и это детское трогало. Во всяком случае, Соне не показалось обидным, что он сразу же выдал ей исчерпывающие указания по обслуживанию его болезни. Ну в самом деле, если у человека голова кружится, а за лекарством сходить некому!
– Какой у тебя подъезд? – спросила она. – И код.
– Подъезд первый. Квартира шестнадцать, по домофону набери, я открою.
Глава 10
Вид у Пети оказался бодрее, чем можно было ожидать.
Даже шерстяного платка на шее не было – Соня почему-то представляла, что он будет в платке и в вязаных домашних носках.
Впрочем, голос у него был такой же хриплый и жалобный, как по телефону.
– Как ты быстро! – сказал он, щурясь от света с лестничной площадки; в прихожей его квартиры было темно. – Я и в порядок себя привести не успел.
Ничего беспорядочного в его облике Соня не заметила. Одет он был не в пижаму, а в джинсы и теплую фланелевую рубашку. Правда, на ногах у него были белые махровые шлепанцы, выглядевшие странновато.
Наверное, Соня взглянула на них с удивлением, потому что Петя сказал:
– Отельские. Мы отовсюду такие привозим. Эти из Барселоны, кажется. Очень удобно – всем гостям хватает.
Он открыл тумбочку для обуви, выудил оттуда точно такие же шлепанцы, запечатанные в прозрачный пакет, и протянул Соне. Только после этого он догадался закрыть входную дверь. В прихожей сразу стало темно. Соня вспомнила, что видела на стене при входе бра, и на ощупь включила свет.
– Ого! – сказал Петя.
– Что? – не поняла она.
– Хорошо ориентируешься. Ну, проходи в кухню, будем чай с малиной пить.
Что Соня могла не купить малиновое варенье, он, кажется, и мысли не допускал. Ну да ведь она в самом деле его купила.
Кухня была просторная, но казалась небольшой из-за стоящей в ней мебели. Соня не сказала бы, что до сих пор ей встречалось в кухнях что-то вызывающе современное – скорее, ей в основном приходилось видеть что-нибудь устаревшее или просто старое.
Таких вещей, как здесь, она не видела никогда.
Мебель была не старая, а старинная. Разница между этими двумя понятиями, та разница, о которой Соня никогда не задумывалась, стала для нее очевидной при взгляде на все эти, в общем-то, обычные и имеющие вполне обыденное назначение предметы.
