Грязные отношения - Алекса Мун
— Из аэропорта он поедет на своей тачке, — продолжает Бойцов. — В людном месте зажимать нельзя. Так же нельзя, чтобы он добрался до дома. При нем будет пакет. Небольшой. Примерно с корпус телефона. Так вот мне нужен этот пакет и вся информация по нему.
— А если пакета при нем не окажется? — уточняю.
— Он точно будет при нем, — Бойцов сжимает кулаки. — Хоть в задницу ему залезьте, но обыщите его всего. Ясно?!
— Ясно, — чуть морщусь от неприязни.
— Никакого оружия, — продолжает Бойцов. — По лицу не бить. Одежду не трогать. Любые отпечатки — и вам заметут. Вколоть какую-то дрянь можно, но тогда придется дождаться, чтобы все выветрилось.
— Ясно, — киваю.
— И последнее, — с удовольствием произносит Бойцов. — Если он скрутит вас, и вы меня сдадите, то обещаю, что вычищу всю вашу родословную. Так что советую не ошибаться.
— Понятно, — опережаю с ответом Геру, который явно хотел ввернуть что-то из своего репертуара.
— Что ж, удачи, — Бойцов откидывается на спинку кресла, показывая что разговор окончен.
Нам на головы надевают мешки и ведут к выходу. Бойцов явно не намерен светить своим адресом.
Его шестерки скручивают нас, связывают руки и заталкивают в фургон. Затем ещё почти час езды на холодном трясучем полу машины.
Когда у меня уже занемели все мышцы спины от напряжения, фургон останавливается, нас грубо хватают за воротники и вышвыривают прямо на обочину.
— Черт, — сглатываю кровь от разбитой губы. — Вот же влипли! Помоги развязать руки!
— Да я как бы и сам не свободен, — заявляет Гера, валандаясь где-то рядом.
Кое-как изловчившись, мы усаживаемся спинами друг к другу и по очереди пытаемся развязать руки.
К счастью, рядом мы нащупываем бутылку. Разбив ее ботинком, я выбираю один осколок и ещё минут пятнадцать трачу на перерезание веревки.
Гера освобождается, снимает с себя и с меня мешок, а затем и сам тратит примерно столько же, чтобы перепилить мою верёвку.
— Ну что ты там возишься?! — рявкаю на него, когда уже перестаю чувствовать свою пятую точку от холода. К тому же джинсы уже промокли от снега, таявшего под нашими задницами.
— Да сейчас, — злится Гера. — Я уже себе все пальцы отморозил и порезал. Думаешь легко эту дрянь пилить?
— Заткнись и пили! — его злость переходит и на меня. — С меня согревающее.
— Другой разговор, — тут же оживляется Гера и пилит активнее.
Наконец я свободен и весь изрезан осколком. Гера явно даже не думал об аккуратности.
— Все, теперь надо словить тачку, — поднимаю плечи от холода. На мне только футболка и джинсы. Ладно хоть ботинки есть.
— Да, — притоптывает Гера. На нем тоже только футболка, джинсы и домашние тапки. — Только не ездит здесь никто. Надо к главной дороге выйти.
Ещё через двадцать минут мы наконец выходим на трассу, где нас ласкают взглядом местные «бабочки».
— Вон та симпатичная, да? — облизывается Гера. — Молоденькая совсем. Я таких люблю.
— Мы здесь не за этим, — одергиваю его. — Нас бы только за шлюх приняли и ладно. Иди лови тачку. Я чуть дальше отойду.
— Почему? — удивляется Гера.
— А ты бы взял ночью на трассе двух мужиков, у которых руки в крови? — задаю резонный вопрос. — Вот и никто не возьмёт. Так что как поймаешь, потом притормозишь возле меня. Так бомбила может и не соскочит.
Отхожу подальше, но к счастью, Гера быстро умудряется поймать дальнобойщика. Мы наконец доезжаем до ближайшего бара и вливаем в себя первую порцию алкоголя.
Живы — уже хорошо. Остальное как-нибудь перетрем.
Глава 19
Юля открывает дверь, но увидев меня, поддается слабости и снова пытается ее закрыть.
— Юль! — я в шоке от нее. — Что производит? Мы можем нормально поговорить?
— Мне не о чем с тобой говорить, — сердито отзывается подруга, но не закрывает дверь до конца.
— Юль, — я готова умолять, — ты была для меня самым близким человеком. Мне плохо без тебя. Что я тебе сделала?
— Ты тоже была для меня самым близким человеком, — с комом в горле отвечает она. — Но ты все разрушила.
— Пожалуйста, давай поговорим, — прошу ее.
— Ладно, — соглашается она. — На улице поговорим. Не хочу, чтобы мама услышала. Я выйду через пять минут.
— Хорошо, — киваю.
Юля закрывает дверь, а я остаюсь в подъезде одна. Решаю спуститься вниз, чтобы не мозолить глаза соседям по пути обдумываю поведение Юли.
Неужели она всё-таки знает про меня и Ильяса? Но как? Она не могла нас видеть в туалете! Она бы сказала мне об этом сразу. Но пока это единственная причина, которая могла так разрушить наши отношения.
Наконец подруга выходит и идёт ко мне по хрустящему снегу.
Не знаю с чего начать разговор, и кто должен сделать это первым, поэтому я задумчиво осматриваю двор и случайно бросаю взгляд на окно Юли. Оно украшено гирляндой и снежинками.
— Ты уже все украсила? — спрашиваю я что-то нейтральное. — Красиво.
— Лу, — не выдерживает Юля. — Я видела тебя с Ильясом.
Она сжимает кулачки от злости.
— Где? — с волнением спрашиваю.
Вдруг это было на улице, или возле общежития? Может все ещё не настолько страшно?
— А вы, значит, трахаетесь в любом месте — где приспичит, раз ты не запоминаешь локации? — теперь злость читается и в глазах подруги.
— Где ты меня видела? — хватаюсь за последнюю соломинку.
Что если я всё-таки смогу придумать оправдание?
— В клубе, — говорит она самое страшное. — В туалете. Как вы мерзко сношались.
Опускаю голову. Это конец. Такое не оправдать.
— Знаешь, — горько продолжает она. — Насчет Ильяса я особо надежд не питала. Я так и думала, что у него с моей мамой несерьезно. Но ты… Как ты могла? Разве моя мама плохо к тебе относилась? Разве было хоть что-то, в чем она тебе отказала? И вот так ты с ней поступаешь?
— Я не хотела, — мотаю головой, чтобы не разреветься. — Прости меня. Я не хотела…
Враньё. Я хотела. Я все для этого сделала и почти не думала о последствиях. Ильяс настолько засел у меня в голове, что я ни о чем другом не могла думать. Жажда сжигала меня изнутри.
— Сначала я тоже так думала, — вдруг смягчается она. — Ильяс поймал меня на выходе и сказал, что ты не хотела. Что он взял тебя силой.
Я с надеждой подняла глаза. Вот мой шанс. Я должна давить на это лишь бы сохранить свою дружбу. Если все получится,
