Подвиньтесь, босс! - Елена Золотарева
Открываю коробку. Предсказуемо, там дорогущие туфли знаменитого бренда. Давиду гордость бы не позволила купить что-то простое. Но с чего он решил, что я приму?
— Коленка! — Ильич, сжимает пальцы на моих ребрах, и я, подпрыгнув от щекотки, едва не ударяюсь головой о дверцу, — ты мне нужна! О, туфли! Симпатичные! А мы неплохо тебе платим, — шутливо подмигивает и зовет идти за ним.
14
Оставляю подарок на месте, захлопываю дверцу. Прикрыв глаза, выдыхаю и плетусь за шефом. В кабинет Давида? О, не-е-ет!
Знала бы, захватила и подарочек. Чтобы в лоб кое-кому каблуком всадить.
— Я смотрю, Федор Ильич, вы без помощницы никуда, — Давид мажет по мне взглядом и переводит взгляд на моего шефа, — и как только раньше справлялись?
— И не говорите, — паясничает Ильич, удобно располагаясь в кресле у окна. Судя по расслабленным позам начальников, беседа предстоит явно неофициальная. Зачем только меня приволок? — Леночка у нас нарасхват. И по поручениям успевает, и ребятам помогает. Золотце наше!
Стою, рассматриваю потолок. Что задумал Ильич не понятно, но Давид решительно поддерживает эту дурацкую игру, согласно кивая. Одна я не при делах. Жду, когда великие боссы нашутятся.
— А как поет! Сирена сладкоголосая. Она и в рекламе одной у нас пела! Хотите послушать?
Не дожидаясь согласия, Ильич ищет в смартфоне запись и разворачивает экран к боссу. Тот, улыбнувшись, мельком глядит на меня, а потом на экран.
— Можно я пойду? — не выдерживаю, когда просмотр заходит на второй круг.
— Нет! — в голос отвечает начальство, и снова обсуждают мои вокальные данные. А там-то всего ничего. Мелодия колыбельная, даже слов нет, а эти млеют, будто младенцы, пригретые на груди у мамы.
— Это я все к чему, дрогой Давид Александрович, — как бы невзначай шепчет мой шеф, — атмосфера у нас в отделе раньше была такая…что петь хотелось. А сейчас, мухи со скуки дохнут. Разве можно творить, когда обстановка как в бухгалтерии?
— И начальство под носом, — бубню я, к счастью, оставаясь неуслышанной.
— Переедем наверх, и делайте, что хотите. Но…— Давид смотрит лукаво, будто задумал что-то, — Лена, а вы можете быть свободны!
Босс улыбается, взглядом указывая на дверь, а мне уходить уже не особо-то и хочется. Должна же я знать, в чем заключается это его «но».
— Иди, детка! — вторит главному боссу Ильич, выпроваживая из кабинета.
Делать нечего. Ухожу, чувствуя вампирский взгляд между лопаток. Ну точно по мою душу придумал что-то!
Возвращаюсь к коллегам. Не под дверью же стоять, подслушивать. А Ильич…он долго не выдержит. Сам расскажет, чем там его Давид шантажировал за возможность вернуть нормальный облик рекламному отделу. И, если те договорятся, будет великолепно, потому что и правда народ протух.
Сижу за столом с коллегами. Молчу как партизан. Боюсь спугнуть пусть призрачную, но все же надежду. Ребята перебирают стихи, которые могли бы подойти к рекламе полетов на воздушном шаре, потому что заказчик настаивает именно на рифмованном повествовании.
Громко хлопая в ладоши, чтобы привлечь наше внимание, из кабинета выходит Ильич. Тридцать два фарфоровых зуба сияют в полумрачном коридоре. Все в миг воодушевляются, забыв о стихах.
— После долгих убеждений…— шеф говорит, будто диктор советского радио, — и неравной борьбы с вышестоящим руководством…
Все замолкают и, раскрыв рты, предвкушают известие о скорых переменах.
— Не вижу радости в глазах отдела! — шеф грозит пальцем, возвращая себе серьезный вид, — так вот. Мы посовещались и…с завтрашнего дня мы возвращаемся к прежней жизни. Главное правило отдела?
— Никаких правил! — хором отвечают осчастливленные рекламщики, и бросаются обнимать шефа.
— Как он согласился?
— Мне казалось, Давид Александрович, не пробиваемый.
— Может, это Серж решил?
— Болтовню прекратить! — Ильич жестом закрывает рот на замок, — чтобы не взбесить начальство. А то вы умеете!
И весь отдел косо глядит на меня. Да. Именно из-за моей вольности нас наказали. Но теперь-то уж все в порядке! Я надеюсь…
— Коленка, пошли со мной, — как-то не весело глядит шеф и тащит меня в зал для конференций.
Садится на первый ряд и хлопает по сиденью соседнего стула, чтобы присела рядом. Ой, чует мое сердце неладное!
— Детка, ты мне признаешься, что между вами с Давидом…Александровичем произошло? — вопрос от Ильича застает врасплох. Я слишком расслабилась после общения с бывшими коллегами, да и отличные новости совершенно отвлекли от событий последних дней, — ты его избегаешь. Я видел, не отрицай. И он странно на тебя реагирует с первого дня. Нет, если это что-то личное, то я не буду тебя пытать…
Шеф отмахивается руками, мол, ему не особенно интересно, но я-то его не первый год знаю!
— Ну какое личное! Скажете тоже!
— Вот и я о том же! Какое личное может быть на работе! — понимающе кивает, пряча улыбку.
— Федор Ильич!
— Да ладно! Вижу я, как он смотрит на тебя!
— Вы не так поняли.
— Ну куда уж мне!
— Федор Ильич!
— Думаешь в командировку меня просто так отправляют?
— В командировку? —шеф часто мотался, ничего особенного, — ну так по делу ведь? — уточняю я.
— Ага. По делу. Мешаю я ему, — старик закивал, абсолютно уверенный в верности своих умозаключений, — когда сказал, что тебя с собой возьму, запретил. Сказал, что один справлюсь, а ему помощница срочно нужна. И за это он готов вернуть прежние порядки на наш этаж.
Мои глаза становятся больше с каждым словом шефа. Как помощница? Я? Нет!
— Пусть Зину берет! — возмущаюсь. Она-то ломаться не станет. Даст шефу по первому требованию.
— Нужна была бы Зина, давно бы взял Зину. А так на тебя глаз положил.
— Федор Ильич! Но вы же не допустите! Я же не…
— Да знаю я, что ты не…! Сказал ему, чтоб и не думал даже девчонок моих совращать. Так он отчитал меня, что лезу, не в свое дело. Но если бы ты мне рассказала, что там между вами произошло…
— Да ничего такого.
— Ну раз ничего такого, то с завтрашнего дня ты в его распоряжении, дорогая.
