О чем он молчит - Диана Ставрогина
— Да, — ответила она, пытаясь поймать его взгляд, но Денис упорно продолжал гипнотизировать паркет под собственными ногами. — Я уверена.
Необратимость случившегося накатывала на Лену волнами: то верилось до ужаса, то не верилось совершенно. Мысли, хаотичные, неполные, собирались в кучу и затем разваливались на фрагменты, как если бы единым целым их выдержать ее сознание отказывалось.
Каждым вдохом Лену душила вибрировавшая в воздухе мутная недосказанность: она чувствовала, что Денис, пленник своей же отстраненности и закрытости, хочет и не может объясниться, но и она сама не знала, как и о чем они могут сейчас говорить. Пропасть, всегда лежавшая между ними, обнажилась, избавив каждого из них от утешительной иллюзии нормальности их брака.
Наконец, Денис поднял голову и посмотрел Лене в глаза: снимая броню и опуская щиты, признавая ее право знать правду. Расписываясь в собственном поражении. Взгляд, открытый и искренний, показался ей полным смятенного страдания.
Осунувшееся от недосыпа лицо с синевой под глазами и пролегшими на лбу и в носогубных складках морщинах резало Лене сердце. Все в ней рвалось к нему даже сейчас: прикоснуться, провести ладонями по щекам, обвести пальцем контур губ, огладить плечи, прижаться к его груди, обнять. «Что же ты с собой делаешь?», — хотела она спросить, но вырвалось у нее совсем другое:
— Ты до сих пор ее любишь?
Не то чтобы она сомневалась, что ответ возможен лишь положительный, но тем не менее ей было необходимо услышать подтверждение своим домыслам и догадкам именно от Дениса. Разорвать еще тянувшуюся между ними на последнем истонченном волокне нить раз и навсегда.
Денис вновь отвел взгляд в сторону, но Лена успела заметить пробежавшую по его лицу тень болезненной муки. Странно усмехнувшись, он пожал плечами, все также избегая зрительного контакта.
— Я не знаю. — Она хорошо видела, с какой силой он сжал челюсти, как будто боялся сказать что-нибудь еще. — Я не знаю, Лена.
— Мне кажется, знаешь, — прошептала она несмело, старательно сдерживая слезы; в носу щипало, горло и грудь нервно сжимались от не получивших свободы звуков.
Денис опять усмехнулся в ответ на ее заявление.
— Я не общался с… ней пять лет. У каждого из нас давно началась собственная жизнь.
— Разве?
Он промолчал.
— Зачем… — Она наконец осмелилась облечь в слова то, что разъедало ее изнутри годами, но прервалась, не удержав беззвучно рыдания. — Зачем ты на мне женился?
— Лена… — обратился он осторожно. Теперь все его внимание принадлежало только ей: он шагнул вперед, словно в попытке приблизиться, но замер на полпути и остался стоять посреди комнаты. Лена безразлично подметила, что он впервые за весь вечер сумел выдержать зрительный контакт с ней дольше десяти секунд. — Если ты думаешь, что я женился на тебе, потому что решил, что клин клином вышибают, это не так. Я бы никогда так не поступил, — произнес он жестко. — Намеренно — никогда.
Последняя фраза ее смутила.
— В каком смысле «намеренно»?
— Когда я предлагал тебе выйти за меня замуж, я на самом деле считал, что способен построить семью. Я верил, — проговорил он со значением, — что предлагаю тебе нормальную, счастливую семью, которую ты заслуживала и заслуживаешь.
— Я не понимаю…
Его объяснения были странными. Формализированными, выраженными в типично юридических конструкциях, что применялись, чтобы утаить истину и дать объясняющемуся пространство для маневра в дальнейшем: точные и в то же время с потенциалом для бесконечного толкования; водный, красивый и витиеватый узор, в котором отдельные капли смысла сливаются в прозрачное полотно, не давая никому себя обнаружить.
Не сразу, но Денис все-таки заговорил снова. Лена видела, что слова даются ему с трудом.
— Я был в тебя влюблен. — Его новое признание, камнем рухнувшее между ними, ударило ее прямо в грудь, пробивая дыру в легких и сердце, отнимая возможность дышать. — Или, — продолжил он после крошечной, но бесконечно затянувшейся паузы, — думал, что был. Я… виноват перед тобой. Я ничего не сумел тебе дать, и я прошу прощения за это.
Лена могла только качать головой и плакать. У нее не осталось сил держать лицо.
— Лена, прости… — начал он снова, не дождавшись реакции с ее стороны. Она уловила возросшее в его голосе беспокойство, тревожный взгляд, которым он сканировал ее неподвижную фигуру на диване. — Прости. Я никогда не думал, что ты решишь, что я… Почему ты ничего не сказала раньше?
— Я любила тебя и думала, что смогу тебе помочь, — ответила она просто.
Денис дрогнул и разом весь сжался, словно искренность ее слов была для него непосильной ношей и этим нескольким фразам удалось уничтожить всю его броню и лишить неуязвимости.
— Тебе будет лучше без меня, — заключил он весомо, вернув себе прежнее обличье холодного камня. — Ты заслуживаешь намного больше, чем я в силах предложить.
Лена промолчала.
Денис, не дождавшись ответа, скоро вышел из гостиной. Не видя перед собой ничего, Лена заторможенно слушала, как в прихожей раздается шорох ткани пиджака, как гремят ключи и хлопает дверь.
Все закончилось.
Глава 14
Да, я попал впросак, да, я попал в беду!..
В. Высоцкий
В здании суда было тесно, людно и душно. Июнь в этом году случился аномально жаркий, и, пока в остальной Москве на износ работали кондиционеры, здесь юристам, облаченным в строгие, слишком плотные костюмы, невольно приходилось принимать участие в местном симуляторе адского пекла.
Вместе с Ларой Белых, вторым защитником в нынешнем процессе, Денис, застыв непоколебимым и преисполненным бесконечного терпения изваянием в неудобном казенном кресле в конце коридора, ждал появления судьи: начало заседания отложили на час. Повторно.
Ум, холодный и ясный, будто в беседе с самим с собой презрительно морщился на столь очевидные попытки измотать их сторону заранее. Намеренная, но якобы неожиданная задержка заседания на неопределенный срок, чтобы Денис и Лара не успели по другим делам, а на единственный по итогу дня важнейший процесс попали уставшими, недавние провокации и угрозы перед судом первой инстанции — банальщина и рутина.
В марте Денис, предупреждая Лару о возможных рисках противостояния с не вышедшим из реалий девяностых Николаенко, уже был готов к тому, что честной игры