По острию греха - Яна Лари
Не помня себя от чувства острой наполненности, вонзаю ногти в сильные кисти. Очередной подъём и сразу же рывок обратно, сокрушительный, резкий, вышибающий душу. Раскрыв рот в немом крике, откидываюсь назад, чтобы как можно плотнее прижаться к телу сзади. Короткий несдержанный прикус над плечом окончательно выбивает меня из реальности волной сумасшедшего возбуждения. Теперь уже в голос вскрикиваю от нового натяжения внутренних мышц, сжимающих его по всей длине.
Риск быть услышанной услышанной Анисимом, заставляет кусать губы так сильно, что они становятся белыми. И всё равно тишина разрывается всхлипами, рыком, отчаянным скрипом стула, влажными шлепками. Ноги слабеют уже спустя пару резких толчков. Нарастающая во мне буря сметает способность хоть чем-то помогать Дамиру. Разрывает изнутри до нехватки дыхания, до криков, до тянущих спазмов. Я целиком теряюсь в его бешеном жёстком ритме и напрочь перестаю контролировать как свои действия, так и издаваемые звуки.
Последний мутный взгляд в мерцающее зеркало. Багровые цветы блестят росой испарины — хищные размазанные — тянут стебли к горлу. Прекрасные и хрупкие до жути на фоне сильного мужского тела.
Он просто сорвал меня как букет, разорвал мои принципы, заполнил горячим семенем и заставил смотреть на агонию прежних идеалов. Ничего, абсолютно ничего я до сегодняшней ночи ни об удовольствии, ни о себе не знала.
— Я сделаю тебя счастливой, слышишь?
Мы лежим на золотистых шкурах. Сердце Дамира размеренно стучит под моей щекой, и уверенный шёпот оседает на уголках моих губ улыбкой.
Я уже счастлива. Ни вчера, ни завтра, а счастлива сейчас. И пусть при свете дня нас гарантированно поедом съедят ненависть Алекса, насмешки знакомых и осуждение посторонних людей, эти мгновения принадлежат только нам двоим. Здесь, в золотом полумраке мастерской наша грешная связь безупречна.
Выбор
Сон сходит медленно, расползаясь ленивыми мурашками вслед за прикосновением чего-то невесомого к векам. Я прячу лицо на груди Дамира, стараясь догнать дремоту, но сегодня у моего пробуждения такой умопомрачительный мужской запах, что бежать от реальности будет кощунством. И всё же чарующая действительность едва просачивается сквозь дымку сонной истомы. Так уютно обнимать, как это делает он — преступление.
Подтянувшись чуть выше, игриво прихватываю зубами кожу под его ключицей. На языке отчётливо чувствуется сладковатый вкус гуаши. Мы так и уснули на ковре из бараньих шкур, сплошь покрытые смазавшейся краской, но даже не вспомню, когда в последний раз так сладко спала.
Стрельников тихо смеётся, обводя прядью моих волос теперь уже контур плеча. Разгоняемый щекоткой пульс окатывает мышцы приливом жара.
— Я готова рассмеяться в лицо, тому кто первым заявил, что утро добрым не бывает.
Ёжась от удовольствия, поднимаю голову, открываю глаза, но тут же щурюсь из-за солнечного света, пробивающегося через зазор в шторах.
— Это отговорки для лентяев, — бормочет Дамир, заваливая меня на спину. — Но мы-то не такие, а значит можем сделать наш рассвет ещё лучше, — тёплая ладонь скользит по моему животу, поднимая волну головокружительного возбуждения. — Предлагаю начать прямо сейчас.
— Звучит заманчиво.
Он улыбается той самой обаятельной улыбкой, которой с первых секунд знакомства подчинил мои мысли. А ведь гипнотизм Стрельникова только крепнет. Чтобы свести меня с ума, уже достаточно просто быть рядом.
Задумчиво оглядев мужественное лицо с багровыми разводами на нижней челюсти, толкаю Дамира обратно на шкуры и усаживаюсь верхом на его бёдра.
— Что ты задумала, м?
Довольный вкрадчивый тон, будто нарочно дразнит самолюбие.
— Не всё мне одной терять голову.
— Ты так считаешь?
Он провокационно усмехается, пробегаясь расслабленными пальцами вдоль изгибов моих ног. Поглаживающее скольжение по внутренней стороне бёдер горячкой жалит изнутри, заставляя бездумно цепляться за простыню. А он всё улыбается! Теперь уже невинно, будто и не догадывается, чего мне стоит сдерживать мучительный стон. В мастерской снова становится невыносимо жарко.
Дамир вдруг поднимает руки, обхватывает мои кисти и кладёт их себе на лицо. Ладони щекочет густыми ресницами, холодит глубоким вдохом, опаляет долгим выдохом. Во мне всё переворачивается от накатившей вдруг нежности.
— Эти глаза видят только тебя, — глухо шепчет он, клеймя поцелуем правое запястье. — Твоя грусть стелется в тумане рассветов, — проходится губами вдоль линии жизни. — Твой смех искрится в лучах полуденного солнца, — трётся кончиком носа об основание пальцев. — А пленительность мерещится в ночной темноте. Во всём, каждую секунду в моих мыслях только ты. Ещё вопрос, кто из нас больше потерял голову.
Вдумчивость его тона запускает ток под кожу. Пожар в теле и тепло в душе. Я всё ещё не могу до конца поверить, что решилась перешагнуть границы запретного. Это непривычно и несвойственно мне, но оно того стоило.
Слова не идут, горло сковывает от избытка эмоций. Порывисто склоняюсь, чтобы выразить то немногое, что вообще поддаётся какому-либо определению поцелуем, но едва обхватываю ладонями лицо Дамира, как раздаётся стук в дверь.
— Дамирка? — голос Анисима вибрирует недоумением. — Приболел, что ли? Ты собирался сегодня спуститься пораньше. Там телефон разрывается.
Я застываю всего лишь на долю мгновения, прежде чем вскочить на ноги и кинуться за ширму, хватая по пути лежащие у ножки стула стриги. Только скрывшись за плотной гардиной, позволяю себе перевести дух. Идиотизм, конечно. С учётом того, что произошло между нами этой ночью надеяться скрыть отношения нелепо, но воспитание не позволяет поступить иначе. Я всё ещё замужняя женщина. Хоть ни о чём не жалею, а всё равно сгораю от неловкости.
Из-за моего убежища хорошо слышно шуршание накрахмаленной простыни, которой мы укрывались. Дамир садится. Тяжело вздыхает, прежде чем отозваться будничным:
— Проспал. Одну минуту, уже иду.
Прижав к груди одежду, вслушиваюсь в торопливую возню, представляя, как он натягивает сброшенные вчера штаны. Давно я так мучительно не краснела.
Секундную тишину ломает скрип дверных петель.
— Что с твоим лицом? Ты уснул на холсте вместо подушки?
— Сам поражаюсь, — слышно как Дамир подавляет зевок. Остаётся лишь восхититься его способности вести себя как ни в чём не бывало, учитывая обстоятельства. Хотя, конечно, мог бы и не утруждаться особо, но снова предпочёл уважить мой выбор.
— Держи, всю плешь мне проел этот твой директор музея. Сколько телефонов есть в доме — каждый оборвал. Сказал перезвонит.
— Спасибо. Накрой пока на стол. Я скоро спущусь.
— Гостью сам пойдёшь звать?
— Угу, — закашливается Дамир.
— Хорошо…
