Драконов много не бывает - Ева Ночь
Моя Оса… Моя Алла… – я смаковал слова, крутил в голове и так, и эдак, и не находил в себе ни единого повода возмутиться. Мне всё нравилось. Она меня будоражила, заводила, заставляла думать о себе. Было единственное «но» во всей этой истории и очень резкого старта в неизвестном направлении: трещала по швам легенда для папы. Я не был наивным и понимал, что мать не оставит попыток вернуть меня в семью, и отец рано или поздно поинтересуется, чем я занят.
Я вдруг понял, что свобода для меня – это не только пространство вокруг, а ещё и люди, с которыми я хочу жить, дружить, общаться. Иначе получится всего лишь другой вид тюрьмы. А поэтому я буду поступать, как посчитаю нужным. Вот с Жалейкиной я никак не хотел расставаться даже мысленно.
На этой оптимистической ноте я и подрулил к больнице.
Главврач смотрит на меня задумчиво и словно оценивая. Ещё бы.
– Если я скажу, что никогда не беру на работу по протекции, то совру, но чтобы с медобразованием просились в санитары, впервые.
– Не навсегда и с перспективой карьерного роста, – включаю я деловую машину.
– Можно минуя предварительный этап, – искушает он меня.
– Начнём с первой ступени. Это проверка на прочность, – не сдаюсь я.
– Тогда отдел кадров – и бог тебе в помощь.
Собственно, я и без дяди мог устроиться, но поиск работы сократился до одной-единственной позиции, и я бы не сказал, что это плохо. Я точно знаю, куда попал. В нужное место и к нужным людям, которые из меня сделают не человека, но профи.
Не искать лёгких путей. Не отступать и двигаться к цели, чтобы посмотреть, чего я стою без «подушки безопасности».
Заведующую терапевтическим отделением зовут Татьяна Михайловна. Грузная дама за пятьдесят с тяжёлым взглядом и неулыбчивым лицом. Она смотрит на меня угрюмо и, понимаю, не верит, что из меня что-то получится.
– На работу не опаздывать, девок не портить, – выворачивает она меня взглядом наизнанку. – Ты хоть полы мыть умеешь?
– Хоть умею, – улыбаюсь вежливо, отвечаю ровно.
– Галина Владимировна, зайди ко мне, – зовёт она кого-то по телефону. – Старшая медсестра, – снисходит до пояснений. – Объяснит, покажет, расскажет.
– Ах, медбра-а-а-ат, – ещё одна женщина окидывает меня с головы до ног и обратно.
Я толстокожий и железобетонный. Меня подобным не пронять. Галине Владимировне крепко за сорок. Низенькая, кругленькая, как колобок. Для своего роста и комплекции двигается слишком быстро. И успевает, вероятно, много дел за день переделать. Мысленно даю ей прозвище Молния. Можно и Огонь, но Молния ласкает мой эстетический слух больше.
– Поступаешь в распоряжение сестры-хозяйки, Елены Анатольевны. Ты у нас пятый санитар. Отличное число. Сегодня-завтра – пройти медкомиссию. В воскресенье заступай на сутки. Вопросы?
Владимировна рубит слова, как густой лес. Отличный из неё лесоруб – точный и резкий. Молния, одним словом.
– Вопросов пока нет, – я вежлив, очень вежлив и спокоен. На меня словно снизошло что-то правильное. Мне всё нравится. – А если что-то будет не понятно, я спрошу у непосредственного начальства или у сосестёр по швабре.
– Молодец. Может, и будет толк. Анатольевна, девочки, принимайте!
Ну, в общем, дальше неинтересно. Это подобно посещению зверинца, где ты – главный и очень ценный, редкий экспонат. Все на тебя пялятся, а ты сидишь и со скучающим видом думаешь: когда же всё это закончится?
За какую-то секунду в комнате стало не протолкнуться. Посмотреть на меня сбежался, наверное, весь медперсонал терапевтического отделения.
– Мальчик? – шёпотом спрашивает кто-то.
– Нет, кукла наследника Тутти[2], – брякаю я и слышу, как робким ручейком прорывается смешок, а затем разрастается в буйную реку.
– Остряк! – хмыкает сестра-хозяйка, она же Анатольевна, дама бальзаковского возраста, аккуратно-стерильная и, наверное, педантичная до визгу. Судя по глазам и смуглой коже – жгучая брюнетка. – А ну брысь по местам! – командует она, но пробка из человеческих тел не спешит рассасываться. – У нас мальчиков давно не было. Всё девочки и девочки. В других отделениях имеются, а здесь – ты первый за… уже и не помню, сколько лет. Так что терпи, пока они не привыкнут.
– Мне не впервой, – продолжаю излучать благодушие. – Я пойду? Медкомиссия. А в воскресенье, к восьми, приду без опозданий.
– Ну, иди, иди, – склонив голову набок, рассматривает меня очередная женщина.
Я прохожу сквозь строй, что расступается перед мной, как море перед Иисусом. Теперь я понимаю, как он умудрился по воде как посуху пройтись. Никакое море не устоит против толпы.
Я звезда. Все взгляды ко мне прикованы. Кто там рассказывал что-то о наручниках и батарее? Так вот: здесь покрепче будет металла и цепей. Запоздало думаю о женском любопытстве и азарте. Но тут главное – держать дистанцию. Уж что-что, а это я научился делать мастерски с годами.
Мне нужно в поликлинику, но первое, что я делаю, когда сажусь наконец-то в машину, набираю знакомый номер.
– Спишь, Оса? – спрашиваю, как только она отзывается тихим голосом. – Через пару часов буду. Надеюсь, застану тебя одну, а не с очередным Семакиным, – таки не удержался, подковырнул.
– Драконов, не приходи. У меня тут мужской гарем. – Алла кусается, но её скромный выпад и на комариный укус не тянет.
– Не. Я приду, – очень хочется её увидеть – я и сам себе удивляюсь.
– Зачем?
– Как зачем? Лечиться будем!
Бросаю трубку. Знай наших. И ломай голову, что я с тобой сделаю, когда доберусь. И мужской гарем, Жалейкина, я тебе тоже вспомню.
Глава 16
Алла
В этот день поваляться было не судьба. Через некоторое время вернулся Семакин.
– Чего тебе, старче? – провыла я, как только поняла, кто нарисовался на пороге комнаты повторно. Кирюха уже причёсан и одет. Джинсы выгодно подчёркивают и длинные ноги, и стройные бёдра.
– Жалейкина, будь человеком, – протискивается он в комнату, преодолевая моё стойкое нежелание впускать его внутрь.
– Лимит милосердия исчерпан, – сварливо заявляю я,
