Мой (не)сносный сосед (СИ) - Гранд Алекса

– Айш, Васильева! – я слишком резко откидываюсь назад, конечно же, теряю баланс и вместе с компьютерным креслом приземляюсь на пол. И совсем не могу понять, что рядом с моим носом делает изгрызенная мамина туфля. – Это ты у Истоминой научилась, да?

Потираю ушибленный локоть, который до сих пор неприятно покалывает иголками, и только сейчас замечаю весь масштаб царящего в спальне погрома. Горшок с остатками маминой герани сиротливо ютится под окном. Одеяло превратилось в странный кокон, напоминающий вигвам. Дверцы шкафа распахнуты настежь, а мои трусы неэстетично валяются поверх рубашек. И только Аленкины вещи лежат аккуратной нетронутой стопкой.

– Кнопка, это что, блин, такое?!

Если соседка так решила привлечь мое внимание, то способ она выбрала, определенно, экстравагантный.

– Ну, ты, и нахал, Филатов, – она наклоняется чуть вперед так, что волосы падают ей на лицо, и подает мне руку, попутно хихикая. – Тебе на несчастных три часа доверили бедную животинку. И что? Покормить забыл, воды не налил, конечно, у Гены стресс. Какая тебе невеста, если ты за енотом уследить не можешь?

От насмешливой Аленкиной тирады я буквально захлебываюсь возмущением, теряя и дар речи, и все цензурные слова разом. Выдаю невразумительное бульканье, состоящее из одних междометий, и никак не могу собрать цельную фразу, не лишенную смысла.

– Это ты еще в ванной не был, – многообещающе тянет Кнопка, добивая мою слабеющую веру в спокойный тихий вечер, и, щелкнув меня по носу, заявляет: – и убираться там я не буду. Потому что, в конце концов, это твоя зона ответственности!

Не испытывая ни капли сострадания к ближнему своему, Васька уносится на кухню, жизнерадостно звеня посудой, открывает кран и что-то там полоскает. За ней же скачет треклятый енот, предварительно окатив мою персону презрительным взором и укоризненным (как мне кажется) фырканьем. Ну, а я топаю ликвидировать последствия трехчасового марафона Геннадия, вызванные моей рассеянностью и полным погружением в виртуальный мир. Мда.

Закинув мокрые полотенца, шорты и майки в стиралку и устранив лужу на полу размером с озеро Байкал, я умываюсь, подставляя разгоряченную голову под струи ледяной воды, и в который раз задаюсь вопросом: что со мной блин не так? Почему я должен быть нянькой полосатой зубастой зверюге, размотавшей целый рулон пятислойной туалетной бумаги, вместо того, чтобы смотреть с какой-нибудь красивой девушкой фильм в кинотеатре или есть фисташковое мороженое на лавочке в парке?

– Филатов, завязывай с нытьем! Я ужин разогрела, – сквозь открытую дверь до меня доносится бодрый голос Аленки, которая, видимо, лучше самого меня знает, что происходит в моей бедовой башке.

Наскоро обтеревшись полотенцем, я иду на запах пикантной курицы с чесноком, курагой и зеленью и думаю, что надо обязательно позвонить Волкову. Узнать, как он умудряется справляться с капризами беременной Лизы, которая и раньше не отличалась кротким характером. А еще, как он уживается в одной квартире с приехавшей погостить родней и значительно подросшим ретривером Рексом.

– Вась, почему вся фигня вечно происходит со мной? – я подхожу к поглощенной приготовлением салата девушке сзади и выдыхаю приклеившиеся к языку слова ей в шею, незаметно для самого себя пристраивая ладони у Алены на бедрах.

– Ты знаешь, Филатов, я второй день задаю себе тот же вопрос. Я бы сейчас спокойно спала в своей кровати, смотрела десятый сон или считала бы барашек, и бед бы не знала, если бы не согласилась при…

Я слышу тихий щелчок замка и холодею, понимая, что вот-вот произойдет нечто непоправимое и весь наш спектакль полетит псу под хвост, если Васильева закончит фразу, а мама услышит правду. Поэтому резко разворачиваю соседку к себе и закрываю ей рот поцелуем, игнорируя врезающиеся в грудь кулачки и испуганные голубые глаза.

Я с упоением прикусываю Аленкину нижнюю губу и освобождаю от резинки ее волосы, рассыпающиеся волнами по плечам. Подцепляю большим пальцем край Васькиной футболки и тяну вверх бирюзовую ткань, полностью вживаясь в роль влюбленного жениха. С лихорадящим кровь азартом вжимаю стройное девичье тело в столешницу и краем сознания понимаю, что Кнопка больше не сопротивляется. Она хватается за мою шею и отвечает на мои ласки так упоительно-жадно, что я напрочь забываю, с какой целью затеял это шоу. Я лишь наслаждаюсь нежной кожей, соблазнительными губами и острой реакцией собственного организма на одну конкретную особу, своими хриплыми стонами превращающую мой мозг в некое подобие желе.

– Кхм, и вот на ЭТО ты променял Катеньку?

Голос маминой подруги пробивается ко мне сквозь плотное марево, и я с трудом отрываюсь от заливающейся неровным румянцем Аленки, планируя послать Лидию Станиславовну в такие отдаленные места, из которых она не сможет вернуться лет пять, а лучше десять. А еще собираюсь растолковать дорогой гостье, что вмешиваться в мою личную жизнь чревато для здоровья. И я уже начинаю искать взглядом нож и красноречиво разминать костяшки в доказательство серьезности своих намерений, когда по кухне разносится убийственный крик.

– Бойкова, заткнись! И Геннадия забери, – моя горячо любимая родительница ловит жующего банан енота и торжественно вручает его оторопевшей приятельнице, подгоняя ту в сторону выхода: – там тебя такси ждет.

– Но что я скажу дочке? – не унимается напялившая пестрый цветастый топ и слишком узкие для своего возраста брюки женщина. И я не знаю, что и когда Лидия Станиславовна сделала своему питомцу, но пушистая зверюга выбрасывает на пол остатки фрукта и с завидным энтузиазмом впивается ей в напудренный нос. – А-а-а!

– То и скажешь. Что у моего сына уже есть невеста.

К моей радости, конструкция из визжащей женщины и довольного енота вываливается из моей квартиры, погружающейся в блаженную тишину. И я хочу поинтересоваться у матери, что сподвигло ее за такой короткий срок поменять мнение об Аленке, но меня опережают.

– Что? – мама показательно подкатывает глаза к потолку и, полируя ногти о полы пиджака поясняет: – мою будущую невестку могу обижать только я.

Нас с Васькой такой ответ устраивает в полной мере и, пожелав родительнице доброй ночи, мы закрываемся в спальне. Я скидываю футболку и, оставшись в спортивных штанах, падаю на кровать, забиваю на то, что Кнопка брыкается, и притягиваю ее к себе.

– Филатов, и что это такое было, а? – сердито шепчет Аленка, но все же устраивается рядом и больше не вырывается.

– М?

– Десять минут назад. В кухне.

– Мама могла услышать про нашу сделку и, поверь, ее реакция на обман вряд ли бы тебе понравилась, – девушка расслабляется в моих руках, тихо с облегчением выдыхает, как будто поверила в мою нетерпящую никакой критики версию. А я старательно делаю вид, что не хочу развернуть ее к себе и повторить поцелуй, от которого осталось дурманящее послевкусие и десяток ни разу не безобидных вопросов.

А наутро я обещаю подкинуть Кнопку в универ, потому что будит нас не вопящий голосом Сереги Шнурова телефон, а сердобольная мама, стаскивающая с нас одеяло и настойчиво пытающаяся объяснить двум невменяемым телам, что они все проспали. И падение цен на нефть, и скачок евро, и голосование за поправки в Конституцию тоже.

И, пока Васька наспех собирает приготовленные со вчера бутерброды в контейнер, я спускаюсь вниз, разминаю затекшие мышцы шеи и натыкаюсь взглядом на знакомого индивида у очень знакомой серебристой тачки. И нахождение этого субъекта, как и веник из трех голландских роз у него в лапах, бесит меня примерно так же, как наклюкавшийся у себя на днюхе Захар.

– И что ты вообще здесь делаешь, чувак? – я сокращаю разделяющее нас расстояние с ни фига не мирными намерениями и подумываю, что вмятина на боку его тойоты будет смотреться вполне гармонично. Впрочем, как и синяк у него под глазом.

– Хотел Алену на учебу отвезти, – расправляет свои неширокие плечи Миша Мельников, стараясь казаться солидней, я же хочу открыть ему секрет, что это вряд ли поможет.