Двенадцать друзей Бошена (СИ) - Багрянцева Влада

Говард, всмотревшись, тоже увидел свежие холмики земли на ровном и прекрасном еще вчера газоне, который сейчас был испоганен.

— Похоже, крот, — сказал он, приподнимаясь и оглядывая зеленый луг с ровно постриженной травкой, тянувшийся до самого леса.

Харви, вскочив, устремился к буграм, не подозревая, что подземный вредитель постарался на совесть, изрешетив грунт под зеленой и сочной — еще вчера — травой так, что летчик, опрометчиво наступив на рыхлый холмик, провалился ногой в дыру, споткнулся и пропахал носом следующий точно такой же.

— Сука вонючая! — воскликнул он, правда, не без уважения. — Ты глянь, что творит! Щас я его, тварь такую, выкурю…

— Может, утром? — спросил Говард, следуя за ним к пристройке за домом, где хранился садовый инвентарь и которая за ненадобностью никогда не запиралась.

— Он до утра тут такое устроит… Танцор диско ебаный!

Харви вытер испачканный в земле нос, порылся в ящике, где лежали шампуры и части сборного мангала, нашел баллон с газом, и Говарду сделалось не по себе. Но вместе с этим его охватило знакомый с детства азарт и предвкушение локального пиздеца, который они могли устроить.

— Вот, газа ему сейчас пустим, — сказал Харви, таща за собой баллон.

— Я слышал, карбидом их выкуривают, — произнес Говард, подбирая волочащийся шланг.

— Не, карбидом мы его траванем. Я ж не живодер. А так или выкурим с участка, или контузим ненадолго, он сам тогда свалит. Так, давай, открывай вентиль.

Оглянувшись на террасу, на которую вышел с чашкой кофе Индиана, Говард последовал приказу, пуская газ в нору. Спустя несколько минут тишины, Харви решил, что должно хватить, отошел к террасе и попросил у Индианы, молча охуевающего от их игрищ, спички.

— Вы чего, мужики? — хмыкнул тот, протягивая коробок, прихваченный с кухни — востоковед зажигал в комнате аромасвечи для сна, потому всегда их носил при себе.

— Не на того клешни свои поднял, — заявил Харви авторитетно. — Будет знать, где теперь рыть и с кем связываться.

Индиана, любопытствуя, подобрался ближе, становясь рядом с Говардом у подстриженного декоративного куста.

— Ебанет, — сказал он, наблюдая, как Харви, бросая в нору зажженную спичку, сразу отскакивает. Спички гасли, не долетая до цели.

— Ебанет, — кивнул Говард, замечая, как огонек исчезает в темноте норы.

Ебануло через секунду так, что Харви, выкрикнув что-то матерное, шлепнулся на задницу. Весь газон перед ним развалился на куски, будто внизу под ним разорвался снаряд.

— Зато точно больше кротов не будет, — проговорил Харви, поднимаясь и отряхиваясь.

Он еще не знал, что утром, точно насмехаясь, подорванный вредитель вскопает весь газон еще и за клумбами, потому шел обратно в дом, довольный состоявшейся операцией по борьбе с несанкционированными проникновениями.

Лучше бы Дарен не танцевал с этим омегой — стало еще хуже, так паршиво, будто его перекрутили в мясорубке. И если раньше ощущения были смутными, только просыпающимися, то сейчас, после того, как они касались друг друга, смотрели друг другу в глаза так близко, что почти поцелуй, захотелось большего. Сидя на крыше, Дарен рисовал в свете фонаря уже не горячую обнаженку, а что-то предельно душевное — объятия, улыбки, взгляды. И вздыхал, пока не пришел Харви, и тогда они вздыхали вместе.

— Чего ты киснешь, зая, — сочувственно потрепав его по плечу, сказал летчик, от которого попахивало газом и соком травы. — Прорвемся!

— Ага, как китайский гандон, — хмыкнул Дарен. — В самый ответственный момент. Я вот, когда сюда шел, не думал, что так серьезно все обернется. Ну интрижка, допустим, но чтоб вот так… Как вот к нему подобраться? Он меня за идиота какого-то малоумного держит. За клоуна.

— Показать, что ты не клоун, — сказал Харви. — Это же логично. Что любят все омеги? Цветы, конфеты, комплименты. Только надо придумать, как бы это все оригинально преподнести… А еще они обожают настойчивых альф, я в кино видел — если не помогут цветы-конфеты, то настойчивость всегда спасет, он уже готов будет на все, лишь бы ты отстал. Зая, ну не куксись!

— Какая я тебе зая, бля? — насупился Дарен.

— Ну не заябля, ну котик, рыбка…

Настроение у Дарена падало ниже шуток из стендапов, и он сдался, расслабившись и упершись носом в крепкую шею летчика. Мыслей о том, что тот был таким же альфой, как он сам, уже не возникало, Харви воспринимался как большое и добродушное нечто, где можно было спрятаться от проблем. Смысл проекта исчез тоже, но Дарена это тоже не волновало, он знал, что его точно не выгонят еще пару недель, ведь он успел подружиться со всеми, как и непоседливый добродушный Харви. А Джесси и так пробудет здесь до конца.

— Ладно, пойду спать, — сказал Дарен, поднимаясь. — Утром придумаем чо-куда.

Однако «чо-куда» Харви придумал раньше, и не для Джесси, как ожидалось, а именно для Дарена, потому что на рассвете того растолкал Боб, подтягивающий семейки одной рукой и сдерживающий смех с большим трудом:

— Выгляни в окно, там тебе сюрприз.

— Какой, на хер, сюрприз? — разлепив глаза, спросил Дарен.

— Очень… оригинальный. Сам смотри!

Отдернув штору, Дарен глянул вниз, где на газоне под окнами кучковались павлины, метя хвостами рассыпанный корм. Видимо, рассыпан тот был определенным образом, поскольку из птиц выложилась фигура.

— Жопа? — удивился Дарен.

— Сердце, — поправил влюбленный Боб, все теперь видевший в розовом цвете. — Не рассчитали, наверное, надо было углом вниз.

Сам Харви, стоящий неподалеку с охранником, стерегущим павлинье стадо с видом смотрителя музея, помахал ему рукой. Дарен улыбаться не хотел, но губы расползлись в улыбке помимо его воли.

Вечером воскресенья, после того как ушел Шон, что было предсказуемо — и зрители, и конкурсанты, все проголосовали против него, — Дарен, дождавшись, пока альфы разойдутся, опустил в ящик с анонимными признаниями записку: «Буду ждать завтра после девяти вечера в бильярдной. Приходи?»

Джесси, который разбирал записки первым, не мог ее не заметить.

Когда Шон, быстро и даже как-то радостно собрав вещи и бегло со всеми попрощавшись — никто особо с ним сдружиться не успел, чтоб горевать, — Брюс все же горевал. Старый знакомый, работающий в дорогом ресторане, прислал ему фото, где Лоис, его малыш Лоис, ужинает в компании лощеного альфы. Таким его Брюс никогда не видел — при полнейшем параде, в подогнанном по фигуре костюме, с уложенными волосами и наращенными ресницами, которые видно было даже издалека.

«Я, конечно, понимаю, что вы расстались, я по телеку видел, но тебе не кажется странным, что твой омега выходит замуж спустя такое короткое время за другого?» — писал знакомый, а Брюс читал и не верил своим глазам.

Короткая переписка пояснила, что в тот вечер, два дня назад, в тот самом ресторане, где Брюс мог поужинать один раз на свою зарплату и еще остался бы должен, омеге сделали предложение. И тот кольцо надел. И ладно бы, можно было подумать, что Лоис шифруется и поддерживает репутацию брошенного омеги, но кольцо, сверкающее на пальце, говорило: тебя, дружище, наебали.

Выходило, что оставаться дальше на проекте смысла не имело. Но и уходить уже было некуда — никто ведь не ждал. Но представив одинокие вечера в их уютном гнездышке без этого предателя…

Брюс, спустившись вниз, на кухню, миновав уснувшего на диване в гостиной Индиану, который смотрел кино про дикие народы крайнего севера, сгреб с полки бутылку коньяка и ушел на террасу. Там, под фонарем, он занялся тем, что в протоколах именуется как «злостное распитие спиртных напитков». Коньяк он глотал с горла, не закусывая и прикладываясь снова сразу же, как только в горле переставало першить. Желание уехать прямо сейчас, чтобы набить ебало Лоисову хахалю, взыграло в нем одновременно с приходом Говарда.

— Компанию составить тебе? — спросил тот, опускаясь в кресло-качалку рядом.

— Обойдусь, — произнес Брюс, стукнувшись зубами о горлышко бутылки и выливая в себя остатки алкоголя.