Беверли Марти - Любовь на Бродвее
Третий, самый верхний этаж занимали четыре спальни.
Маленькая дочка Кейнов, первенец большой семьи, которую они со временем надеялись заиметь, была встречена с радостью и восхищением. Не только Майер и Рози души не чаяли в дочери, которую назвали Дженнифер, но и два деда, оба вдовца, состязались в ее баловстве.
В воскресенье, когда Дженнифер исполнилось три месяца, отец Рози, Дино Салиателли, появился с огромной мягкой игрушкой — пандой — и маленькой коробочкой с бриллиантовыми сережками.
— Панду я увидел в витрине Джордана и заставил вытащить ее. Сережки только в один карат каждая, потому что девочка еще очень маленькая. Но это хорошее начало.
— Спасибо, папа, — сказала Рози. — Я уберу их, пока она не подрастет.
Отец Рози начал было протестовать, но его прервал приход Бенни Кейна, в руках у которого была точно такая же панда, какую подарил Дино. Оба мужчины посмотрели друг на друга. Бенни первый нарушил неприятное молчание:
— Эти подонки в магазине Джордана сказали, что отдают последний экземпляр, и сняли его с витрины.
— Я тоже получил игрушку с витрины, — сказал Дино. — У меня оригинал, а у тебя копия, — добавил он.
Рози поспешила взять подарок из рук свекра:
— Спасибо, папа. Как здорово — две панды. Я поставлю их по обеим сторонам двери. Они будут как часовые на посту.
* * *Маленькой Дженнифер Кейн было четырнадцать месяцев, когда она произнесла свои первые слова. К двум годам она уже значительно расширила словарь и могла составлять предложения, однако никак не выговаривала свое имя Дженнифер. У нее получалось что-то похожее на Джаффи. Это имя приклеилось к ней, и вскоре все начали звать ее Джаффи. Так ребенком она впервые настояла на своем желании.
— Мой красивый ангелочек, — называл ее Бенни Кейн.
— Красивая куколка, — говорил Дино, качая ее на коленях.
— Папочкина драгоценная красавица, — мурлыкал Майер, обнимая ее утром и перед сном.
— Мама очень любит свою красивую девочку, — повторяла Рози десятки раз на дню.
Четверо взрослых людей, определявших существование Джаффи, были чрезвычайно экспансивны в своих похвалах и обожании. Возможно, это не проявлялось бы в такой степени, если бы Рози родила еще одного ребенка, но этого не случилось. Кстати, и она, и Майер тоже были единственными детьми в своих семьях и потому надеялись уберечь Джаффи от такого испытания.
* * *В 1895 году, когда Бенни Кейну было тринадцать, он уже знал разницу между мошенниками и обычными людьми — у мошенников водились деньги. Они часто собирались в задней комнате в кондитерской дяди Джейка на Мэртл-стрит в бостонском Вест-Энде. Они носили шелковые рубашки, имели большие золотые карманные часы и пачки банкнот.
— Ты думаешь, они зарабатывают эти деньги? — спрашивал отец у Бенни. Ты думаешь, мой брат Джейк так ладит с копами, потому что регулярно ходит в церковь и является добропорядочным гражданином?
Руки, плечи и бедра Бенни были налиты крепкими мускулами. Шесть лет он разносил молоко по всей округе каждое утро, с самого рассвета таская ящики с бутылками вверх и вниз в квартиры на четвертом или пятом этаже, поднимая и снимая их с фургона мистера Полянского. Но он был низкорослым, всего пять футов, и от преждевременного созревания выглядел нескладным — чего никак нельзя было сказать о его лице. У Бенни были прекрасные, почти аристократические черты, которые сложились практически с самого рождения. Это не было обманчивым впечатлением, мальчик действительно был смышленым и обаятельным.
Когда Бенни посмотрел на отца и покачал головой, ясно было, что он отвечал искренне:
— Нет, я так не думаю. Мне все понятно относительно дяди Джейка. Когда копы появляются здесь, он платит им как положено, и потому они оставляют его в покое. Разве не так? — Верно, — согласился отец. — Он мой брат, но я не могу этого отрицать. Однако скажи мне, Бенни, почему ты крутишься здесь, зная о том, что происходит? Почему мой единственный сын, мой единственный ребенок, мой ангел сшивается среди мерзких мошенников?
— Я не общаюсь с ними, папа. Я только хожу к дяде Джейку, когда мистер Полянский посылает меня.
— Чтобы сделать ставки. Хаем Полянский делает ставки на боксеров, не так ли?
Бенни кивнул:
— Время от времени. А иногда на другую чепуху, такую, как номера в нелегальной лотерее. Каждую неделю объявляется победивший номер. Мистер Полянский всегда ставит на одну и ту же комбинацию: 3468.
— Кто определяет победивший номер? — спросил отец с любопытством, хотя относился к азартным играм весьма отрицательно.
— Шломо Корнблюм. Он тянет номера из шляпы по пятницам перед заходом солнца, — поспешил добавить Бенни.
— Шломо! Этот проходимец! Должно быть, Полянский сошел с ума. Ручаюсь, в шляпу кладут только те номера, которые должны выиграть по желанию Шломо.
— Я тоже так думаю, — согласился Бенни.
— Поскольку Полянский так глуп, пусть сам делает эту грязную работу. Я скажу ему об этом.
Бенни на какое-то время уставился в пол, а затем устремил на отца взгляд своих честных серых глаз:
— Папа, многие парни желали бы иметь мою работу. Мне не хочется терять ее.
— Да, — согласился отец после некоторых раздумий. — Мы тоже не хотим, чтобы ты потерял работу, потому что ты должен поступить в колледж, Бенни. Ты должен стать человеком. Адвокатом. Бенни, ты слушаешь меня?
— Да, папа, слушаю.
Бенни старался следовать наставлениям отца, но иногда, зажав в руке десять центов мистера Полянского, он должен был подолгу стоять в задней комнате кондитерской, пока кто-нибудь не заметит его. В конце концов Большой Мойша Лендлер или Толстый Йоссел удосуживались обратить на него внимание.
— Хочешь сделать ставку, парень?
— Да. Для мистера Полянского. Десять центов на то, что Джон Салливан победит завтра вечером.
Мойша Лендлер удовлетворенно хмыкнул и протянул ладонь:
— Давай деньги, парень, да сбегай к Финкелю и принеси мне сандвич. — Он достал из кармана золотые часы. — Ставлю пять центов, что ты не справишься с этим за пять минут.
Гастроном Финкеля находился в двух кварталах на Джой-стрит, и Бенни выполнил поручение за четыре минуты двадцать семь секунд, а когда Мойша Лендлер дружески похлопал его по руке, протянув пять центов, Бенни почувствовал себя взрослым и стал, как ему показалось, членом какого-то тайного общества.
Оказывать небольшие услуги людям в задней комнате кондитерской стало для него обычным делом. Иногда Бенни зарабатывал дополнительно двадцать или тридцать центов в неделю, выполняя поручения Мойши, Иоссела или Шломо. Он не мог отдать их родителям, так как не осмеливался рассказать, откуда эти деньги. Бенни прятал их в стеклянный кувшин, стоящий в углу на кухне позади его кровати. Когда ему исполнилось шестнадцать и он перешел на второй курс бостонской английской средней школы, у него уже была накоплена невероятная сумма — тридцать шесть долларов и семьдесят центов. Таким образом, он был почти богачом, когда встретил Зельду Басе.
