Джулия Кендал - Портреты

– Pardoп?

Почти не обращая на меня внимания и полностью сосредоточив внимание на листе лежавшей напротив него бумаги, он прикусил свою очаровательную губку и нахмурил брови. Целый час позируя ему, я старалась не шелохнуться и, запоминая меняющееся выражение чудесной мальчишеской мордашки, мечтала только добраться домой, чтобы успеть сделать набросок. Ну а потом он наконец закончил и торжествующе протянул мне работу.

– Хорошо, тadeтoiselle? Я, кажется, поймал сходство?

– Очень хорошо, малыш, – ответила я с улыбкой. Получилось и в самом деле совсем недурно, хотя черная краска у моего ученика предательски затекла на голубизну зрачка, отчего создавалось впечатление, будто я только очнулась после глубокого наркоза. Но Гастон, надо было отдать ему справедливость, действительно уловил сходство, хотя едва ли этот портрет помог бы мне завоевать победу на конкурсе красоты.

– Реализм в искусстве, – заметила я печально. – Могу я взять его себе?

Гастон любезно кивнул.

– Благодарю вас, месье. Собственного портрета у меня никогда не было. Знаешь, он мне до того нравится, что я обязательно его повешу. Ну, давай собираться. Твои родители начнут волноваться.

– Моих родителей волнуют только деревенские сплетни. Они никогда не беспокоятся обо мне и не спрашивают, куда я пошел.

Это была чистая правда, и я это знала, но все же с отвратительным лицемерием взрослого человека сказала:

– Ты не должен так говорить, Гастон, и мы не имеем права заставлять их волноваться.

– Ха! – крикнул он через плечо, стремглав пронесся через луг и исчез за холмом, а поскольку солнце уже скрылось за верхушками деревьев, я поспешила за ним.

1

Вот самый лучший его портрет, какой мне после удалось нарисовать.

Лондон весной – это сады, расцветающие всеми красками; тщательно подстриженные и ухоженные безграничные пространства парков; деревья, пенящиеся шапками цветов и распускающейся листвы, – словом, великолепная, радующая глаз картина. Но во второй половине того апрельского дня все было по-другому. Небо казалось свинцовым, нарциссы и тюльпаны совсем прибило дождем, который лил без остановки целую неделю. Такси я, разумеется, не нашла, а от станции метро «Бонд-стрит» до ресторана надо было пройти целых три квартала; к тому же я забыла зонтик и потому явилась туда насквозь мокрая и несчастная.

– Ты похожа на мышь, едва вырвавшуюся из лап кота, – приободрила меня моя сестрица, пока я усаживалась. Она-то выглядела безупречно – умело подкрашенное лицо обрамляли темные, как всегда уложенные в изящную прическу волосы.

– Ну, не у всех же имеется возможность разъезжать в удобных «Роллс-Ройсах», всегда сохраняя прекрасный вид, – съязвила я. – Признаться, я опаздываю. Вот эта акварель должна быть у Джорджа уже два часа назад.

– Солнышко, разве ты хоть раз в жизни сделала что-нибудь вовремя?

– Честно говоря, не припомню, – ответила я и налила себе кофе из стоявшего на столе кофейника. Пег – моя любимая сестра, она на пять лет меня старше и считается в семье красавицей. Она вышла замуж за состоятельного британского промышленника и владельца множества домов, разбросанных по всему миру. Да, он сумел сделать ее очень счастливой, о чем свидетельствовало ее сияющее лицо. Надо отдать должное Пег, – в ней было какое-то особое очарование, в то время как все мы росли как самые обычные дети.

– Ну как ты, Пег? Мы с тобой не виделись целую вечность!

– А мы и не виделись. Я провела в Париже целых два месяца, но ты, наверное, этого даже не заметила, совсем зарылась в свои холсты. Ну расскажи, как проходит твоя выставка? Стоящее оказалось дело?

– Пожалуй, да. У меня ощущение, что я провела годы в заточении, пока готовилась к ней. 3ато, без ложной скромности могу сказать, что пока все отзывы, пусть и не очень подробные, но положительные.

– Не сомневаюсь. Я заглянула в галерею перед тем, как ехать сюда. По-моему, ты сделала первоклассную работу. Тебе удалось перенести на полотна суть французской жизни, а от портрета мальчика я просто в восторге. Кажется, что он вот-вот оживет. Настоящее «Воплощение детства», правда, в нем немного чувствуется грусть.

– Ты в самом деле так думаешь? Честно говоря, это моя любимая работа, я ужасно привязана к Гастону. Если у меня когда-нибудь будет ребенок, я бы хотела, чтобы он был похож на него, хотя, знаешь, иногда он бывает ужасно утомительным, или, точнее сказать, несносным.

– Мне ты можешь не объяснять, у меня же их двое, я прекрасно понимаю, что ты имеешь в виду.

Мы еще немного поболтали о семейных делах, и Пег посвятила меня в последние проделки своих двойняшек-сорванцов, которых я обожаю. Они как раз должны были приехать на пасхальные каникулы, и Пег, хотя и не без трепета, их очень ждала. Меня не удивляло, что она отправляет их на большую часть года в закрытую школу, которой по их вине уже не раз угрожала серьезная опасность. Как выяснилось, последние неприятности произошли из-за фейерверка в школьном туалете.

– Сказать откровенно, Пег, я не понимаю, почему именно ты произвела на свет двух таких озорников. И самое ужасное, что с виду они – чистые ангелы!

– Ничего удивительного. Льюис в их возрасте был точно таким же, а погляди на него сейчас. Теперь он – сама респектабельность, так что я не беспокоюсь. Между прочим, раз уж мы об этом заговорили, – я знаю, ты терпеть не можешь расспросов, – но как насчет тебя, Клэр? Я не хочу быть назойливой, но не думаешь ли ты, что пора всерьез задуматься о семейной жизни? Тебе ведь двадцать восемь...

– Понимаю, Пег, и спасибо за заботу. Но все не так просто. Ведь не бывает, чтобы человек вдруг решил, что настало время обзавестись семьей, и начал производить на свет детей как конвейер. Сначала необходимо найти человека...

– Насколько мне известно, у тебя он был. – Она вопросительно приподняла изящно очерченную бровь, а я уже знала, что последует дальше. – Я совершенно не понимаю, почему ты ни с того ни с сего прогнала Найджела.

– О, ну не надо, Пег, ты отлично знаешь, что у нас с ним все равно ничего бы не получилось. Найджел так же не способен понять художника, как я ученого. Я была бы ужасной женой для университетского профессора, а кроме того у меня нет ни малейшего желания быть накрепко привязанной к стране, в которой отвратительная погода считается совершенно нормальной.

– Ты прожила здесь треть жизни и пока не умерла от сырости. Разве ты найдешь мужа, если будешь и дальше по полгода прятаться в своей французской глуши?

– Но мне там хорошо, – ответила я, пытаясь защититься, – к тому же именно там есть мужчина, способный доставить мне истинное наслаждение, а поскольку ему всего десять лет, то у меня с ним нет никаких проблем. Кроме того, ты же видишь, каков результат моего отшельничества – у меня, наконец, персональная выставка, и это именно то, в чем я нуждаюсь – полнейшее удовлетворение без примеси романтики.