Дженнифер Грин - Душа и тело
Она кисло улыбнулась, вытирая руки. Может быть, она успеет немного подрасти до следующей недели, к своему тридцать четвертому дню рождения. Никогда не стоит терять надежду. Не то чтобы ее рост в пять футов с небольшим вызывал неуважение, ей просто надоело чувствовать себя Дюймовочкой среди сотрудников, ведь ей часто напоминали об этом.
Быстро вернувшись в холл, она замедлила шаг у закрытой двери кабинета номер семь, бросила взгляд на имя пациента в подготовленной Джэнис карте и открыла дверь.
Она сразу же перестала ощущать себя женщиной. Она была только врачом, когда перед ней появлялся пациент. Мужчина лет тридцати пяти был очень высокий и худой. Слишком худой. Его фрак небрежно лежал радом на смотровом столе. В темных брюках с широким поясом и белой парадной рубашке, открытой у шеи, он явно не рассчитывал провести этот вечер в кабинете «Скорой помощи». Нетерпение и безысходность застыли на его хмуром лице.
Клер никак не отреагировала ни на его хмурость, ни на красивый профиль. Рука пациента была обмотана куском белой ткани, через которую все еще просачивалась кровь, но ее было не так много, и Клер могла оценить его состояние, не открывая раны. Подойдя ближе, она ободряюще улыбнулась.
— Господин Бранниган? Я доктор Баррет. Вы порезали руку?
— Да ничего страшного, — с раздражением, но уверенно сказал он, — я бы не обратился к вам, но никак не мог остановить кровь. Так глупо получилось… — Он был зол на самого себя и не сразу посмотрел на стоявшего перед ним доктора. — Я порезался разделочным ножом, — рассеянно продолжал он.
Он не намеревался оценивать ее как женщину, и, даже если бы захотел сделать это, в его вкусе были высокие и длинноногие. Но его привлек ее низкий успокаивающий, бархатный голос, а темные лучистые глаза просто приковали его.
Опытным взглядом он окинул ее фигуру, хотя она утопала в бесформенном халате. Не слишком худа и не толста, обворожительно женские линии тела. Худые руки, слегка вздернутый носик и упрямо поднятый подбородок… ему все нравилось. И он с удивлением обнаружил, что она тоже внимательно изучает его, но не как мужчину, а просто как пациента.
Клер отметила хорошо развитые мускулы руки, когда он закатал рукав. Он был худощав, но явно физически крепок. Ее взгляд обратился к его глазам, и на минуту она обомлела от их цвета. Они были не темно — и не светло-синими, а по-ирландски синими. Какой-то непристойно синий цвет. Она рассматривала их, чтобы увидеть, расширены зрачки или нет. При любой травме существует опасность шока.
Зрачки были в норме и явно сосредоточены на ней. Она почувствовала, как внимательно, чисто по-мужски, он рассматривает ее с головы до ног. Наконец их глаза встретились, и она прочла в его взгляде окончательный приговор: можно переспать.
Очевидно, болевого шока не было.
— Вы порезались разделочным ножом? — переспросила она.
— Да! Когда резал лук.
Понимающе кивнув, она размотала повязку и увидела весьма непростую рану в складке ладони. Порез был небольшим, но явно глубоким и болезненным. Она вновь посмотрела ему в лицо, на этот раз более серьезно изучая его. Он не повел бровью, когда она дотронулась до раны, явно давая понять, что он не слабак, который не переносит боли. И все же что-то в цвете его лица беспокоило ее.
— Когда вы набросились на лук, вы больше ничего не поранили? — как бы невзначай спросила она. Его глаза загорелись.
— Мою гордость. И похоже, смертельно. Она не могла удержаться от смеха и вдруг почувствовала, что он сжал левой рукой ее запястье. Она не противилась — Клер часто приходилось видеть, как подобное прикосновение успокаивает больного. Но сейчас это прикосновение вызвало у нее ощущение, не имеющее ничего общего с чувством врача к пациенту, что озадачило ее.
— Что вы намерены делать? — спросил он.
— Так, несколько швов, — быстро отреагировала она.
Его большой палец медленно гладил пульсирующую венку на ее запястье.
— Господин Бранниган, — мягко произнесла Клер, — не нужно нервничать.
— А я и не нервничаю! Последний раз я нервничал, когда мне было шесть лет: за моей спиной было разбитое окно, а впереди стоял отец. Он не улыбался.
— Да… — Она отметила про себя, что он никак не походил на нервного типа и сам, видно, выносил таких с трудом. Линии, залегшие между бровей и вокруг глаз, говорили о силе его характера, о том, что этот человек боролся с жизнью и никогда не уступал. И все же ее продолжал беспокоить несколько пепельный оттенок его кожи. Он не отпускал ее руку. — Ничего страшного, — заверила она его. — Это займет одну-две минуты. Одни предпочитают сидеть, другие — ложатся. Как вам удобнее?
Он не ответил, давая понять, что не намерен ложиться из-за такой пустяковой процедуры. Потихоньку он выпустил ее запястье.
— Вы уверены, что стоит с этим возиться и зашивать? Ведь кровь перестала идти, и я чувствую себя просто идиотом, потому что занял у вас столько времени.
— Действительно все не так страшно, но я уверена, что следует наложить несколько швов. Травма ладони всегда лечится с трудом, а у вас рана довольно глубокая. — Она второй раз вымыла руки и достала из шкафа набор для накладывания швов. Стоя спиной к пациенту, Клер набрала в шприц лекарство для анестезии и, выдавив немного жидкости, положила его на передвижной столик рядом. Сев на стул, она придвинула поближе столик. Раскрытая ладонь пациента лежала на стерильной салфетке у нее на коленях, и она начала осторожно вычищать рану.
— Вы всегда работаете в вечернюю смену?
— Почти всегда. Я сова по натуре.
— А почему вы работаете в пункте «Скорой помощи», а не занимаетесь частной практикой?
Заранее зная, что последуют вопросы, Клер только улыбнулась. Пациенты всегда без умолку болтают, когда нервничают. Неважно, что они говорят, важно, что таким образом они отвлекаются.
Когда рана была вычищена, она потянулась за шприцем, продолжая говорить низким, успокаивающим голосом:
— Я занималась частной практикой два года, но, честно говоря, именно здесь я чувствую себя в своей тарелке. Ночные часы, необходимость постоянно быть начеку, здесь нужны настоящие специалисты в кризисных ситуациях… Чем занимаетесь вы, господин Бранниган? — Инстинкт врача заставил ее посмотреть на пациента. Безошибочный инстинкт. Его взгляд остановился на шприце, и лицо тут же мертвенно побледнело. Тело весом в сто девяносто фунтов так быстро рухнуло на нее, что она едва успела отложить шприц. Стул откатился, и она попыталась ухватиться за пациента. Какое-то мгновение они еще держались в воздухе, но уже в следующее она была крепко прижата его телом к твердому, покрытому линолеумом полу. Воздух со свистом вырвался из ее легких, будто ее придавил слон.
