Доктор Нонна - Любовь - работа без выходных
– Дыши, девушка-красавица, не дыши…
Рентгенолога звали Моня. Стоматологи, рентгенологи и гинекологи чаще всего были и есть евреи. Профессии не самые приятные, зато полезные, и твердая копейка всегда в кармане.
Моня сконцентрировал свое внимание на обнаженной Зинкиной груди с розовыми сосками и возбудился так, как у него не случалось лет пять… А все остальное произошло молниеносно. За рентгеновским аппаратом последовала простая кушетка. Зинка не сопротивлялась – это ей нравилось намного больше, чем быть зажатой между частями бездушной рентгенотехники.
Моня был женат, у него росло трое детей. Он работал на две ставки, целыми днями не выходил из поликлиники, чтобы прокормить семью, но при этом оставался бабником. В поликлинике романов не заводил, опасался, а с пациентками – случалось, баловался.
Отдышавшись после секса, Моня застегнул штаны, запахнул белый халат и сел на кушетку, рядом с Зинкой.
– Нравится тебе это дело.
– Нравится, – весело подтвердила Зинка.
– И давно ты… не девочка?
– Скоро три года. – Зинка надела трусики, поправила подол теплого платья и гольфы. – Я этот день как праздник отмечаю.
Похлопав себя по карманам, Моня достал портмоне и вынул двадцать пять рублей.
– Держи, куртку себе хорошую купишь.
– Спасибо, – улыбнулась Зинка.
Когда она выходила из кабинета – молоденькая, кудрявая, с ангельским румянцем на щеках, Моня подумал, что нужно было спросить девчонку, как она предохраняется. Но в кабинет ввалился подвыпивший парень, которого привезли прямо с работы, со стройки, со сломанной рукой, и Моня отвлекся на пациента.
Зинка рассказала матери, что беременна уже на пятом месяце. Аборт делать поздно.
– От кого залетела? – попыталась выяснить Фаина.
– От рентгенолога, – неуверенно ответила Зинка и опустила глаза.
– А может, от того, от литовца длинного?
– Нет. – Голос дочки стал увереннее. – С ним я еще в прошлом году рассталась. После него у меня еще были… – Зинка ловко достала из трехлитровой банки малосольный огурец и смачно захрустела им, сверкая ровными зубами.
– От мужчин в жизни только грязь и дети, – в очередной раз печально изрекла Фаина. – От ведь дурная ты у меня, не понимаешь, что нас теперь ждет. Но шо я нам с тобой скажу? Моня – это малое имя от Шимон. У нашего ребенка не будет отчества Шимоновна. Пусть будет, как и у тебя – Борисовна.
– А если будет мальчик? – Зинка достала из банки второй огурец.
– От чего не помню, так шобы у нас рождались пацаны – сплошные девки.
Эдик появился на свет в необычайно холодную сентябрьскую ночь.
– Эдик, к сожалению, мальчик, но он наш родной шлемазл. Никуда не денешься, будем ростить и кормить, – вынесла решение бабушка.
Так же, как и его маму, мальчика оградили от мужского общения. Бабенька, как называл Фаину Эдик, была для него всем – матерью, отцом, другом. Зинка, как только родила сына, сразу ударилась в загул.
Она меняла мужчин чаще, чем следовали друг за другом времена года. Иногда смена партнера происходила каждый месяц… Фаина ругалась, обзывала дочь дурой и блядью, но Зинка то весело показывала тонкое золотое колечко, то ставила на стол в кухне дефицитный кремовый торт:
– Заработала, мам.
У Зины была школьная подруга Лора, крупная, красивая литовка. Что связывало во всем правильную, хозяйственную и умную Лору с Зинкой, понять было невозможно, но их дружба была искренней и длилась долгие годы. Именно у Лоры Эдик впервые попробовал цеппелины – национальное литовское блюдо и понял, что едой можно не только набивать желудок, снимая спазм мальчишеского голода, но и наслаждаться.
Он со священным восторгом наблюдал, как варится картошка, как со скрипом прокручивается в старой мясорубке мясо вместе с жилами и салом, как жарится это мясо с огромным количеством лука. Как затем ловкие руки Лоры лепят цеппелины, в которых из экономии картофеля было в два раза больше, чем мяса, как из кипящей воды достаются вожделенные цеппелины, укладываются на тарелку и поливаются густой сметаной.
Это было божественно вкусно!
Собирая Эдика в первый класс, бабенька купила ему настоящий школьный костюм с брюками вместо тренировочных штанов с вытянутыми коленями и две белые рубашки.
Первого сентября Эдик стоял перед небольшим мутным зеркалом в коридоре. Непривычный костюм подчеркивал узкие плечи первоклассника, сквозь букет гладиолусов были видны огромный нос с горбинкой, яркие темные глаза и криво подстриженные волосы. Фаина и Зинка, на время вспомнившая о материнском долге, стояли сзади мальчика и довольно переглядывались. Они считали, что Эдик красавец.
Он слушал похвалы и постоянно шмыгал носом, у Эдика часто текли сопли, и он гундосил.
Через неделю Эдик понял, что дети в школе его сторонятся. Школа была русскоязычной, но на переменках почти все говорили по-литовски, а он, с раннего детства ограниченный в общении, плохо его понимал. А еще мальчик не знал, что он отличается от одноклассников не только незнанием литовского, но и тем, что он еврей.
Зато характер у Эдика был золотой: он всех любил, никогда ни с кем не ссорился, готов был отдать все, что у него есть, по первой просьбе, и даже терпимо относился к тем, кто дразнил его, называя «сопля зеленая».
Эдичка носил девчонкам портфели и всем подсказывал на уроках математики. Математика ему давалась особенно легко, и первое, что он выучил по-литовски, были цифры: vienas, du, trys, keturi, penki[1] и так далее. Их он произносил без акцента.
Глава 3
Но детство на то и детство, чтобы в нем происходили чудеса. В третьем классе у Эдика появился настоящий друг – Димка. Его семья приехала из Радуни, городишка на границе Литвы и Белоруссии.
Бабенька, узнав о новом однокласснике Эдика, отличнике, да еще и еврее, благословила внука:
– Таки уже дружи с ним, шо тебе в одиночку бегать. И хоть будет с кем по-русски поругаться. Пацан, как и ты, ни черта не знает по-литовски.
Родители Димки были врачами. Когда Эдик первый раз пришел к ним в гости, Димина мама, Галя, сказала: «У тебя гайморит», – и выписала рецепт, попросив передать его бабеньке. Та попыталась понять латынь в медицинской бумажке, сходила в аптеку, приценилась, после чего сложила рецепт и спрятала.
– Тратить на детский шнобель[2] такие деньги? Нет, я таки не богачка. Невроко[3], сама справлюсь.
Она лечила внука народным методом: отваривала вкрутую яйца и горячими прикладывала их через грязный носовой платок к гайморовым пазухам. Эдику было очень горячо, но насморк не проходил.
