Эллен Фьестад - Вместе мы удержим небо
Закрывая за собой дверь комнаты, она видит красные цифры на радиобудильнике. Они показывают 04:48. Спускаясь с третьего этажа, она крепко держится руками в перчатках за водосточную трубу. Еще десять секунд, и черные сапожки с громким стуком касаются земли.
Лука пришла к этому решению весной.
План 1: Уехать, да подальше.
План 2: Писать картины, писать и писать. (И рисовать.)
План 3: Третьего плана у нее нет.
Небо над ней разверзлось дождем. Капли тяжело барабанят о землю. Они как прозрачные прыгуны-бейсджамперы, только без парашюта. Она чувствует, как к бедрам липнет мокрая джинсовая ткань, липнет так, что не отодрать, от этого ее шаги тяжелеют, и это чудо, что она заставляет ноги двигаться вперед, все дальше и дальше в ночь. В черной тьме не разглядеть лица, все похожи друг на друга, все равны, и никого ни за что не укоряют. Тушь стекает с ресниц вниз по лицу, как краска с кисти, которой Луке больше не удается писать картины.
Лука сворачивает за угол; здесь она открыта ветру, который отбрасывает ее на шаг назад, прежде чем ей снова удается обрести равновесие. Ледяной ветер обтачивает мочки ушей. Палестинский платок свободно намотан вокруг шеи, ветер легко пробирается к самому горлу, проникает в вырез рубашки, холодит кожу и покрывает тоненькое тело Луки мурашками. Он задирает полы пальто, они с громким хлопаньем полощутся в потоках воздуха. Лука поднимает воротник и плотно затягивает пояс вокруг талии.
Темные волосы облепили голову, словно шлем; намокшие и отяжелевшие, они свисают ниже талии. Музыка, звучащая в наушниках, влечет ее все дальше по пустынной улице.
Когда в голове звучит музыка, ты как будто превращаешься в персонажа фильма. Все окружающее отступает далеко-далеко, оказывается, будто по другую сторону стеклянной стены. Мир окрашен низким уханьем ударных и звоном бас-гитары. В липкую грязь у обочины затоптаны гниющие осенние листья, идти по ним скользко, они со всех сторон облепляют обувь. Но грязью Луку не напугаешь. Ни землей, ни коровьим навозом. Ни запахами скотного двора или подгнившего сена. Хотя в городе какая-то особенная грязь. Луке никак не удается придумать для нее определение. Невидимая какая-то.
Ей необходимо быть здесь. Ей необходимо учиться в этой школе. Все говорили, что она слишком рано уезжает из дома. Что хотя бы среднюю школу нужно окончить дома. Что тут преподают математику и немецкий. И зачем ей этот немецкий?
А она все-таки сделала это. Уехала. Упаковала все в два тяжеленных рюкзака и села в автобус. Уехала, не зная здесь ни одной души. Лука размышляет обо всем том, что оказалось совсем не таким, как она думала. О друзьях, которых она рассчитывала обрести здесь. О картинах, которые она собиралась написать. Когда она стоит перед мольбертом, у нее ничего не получается. За последние три месяца она написала всего две картины. Красочный слой становится все толще и толще, цвета меняются, но все это не то. Теперь остается всего неделя. Одна неделя до выставки, на которую может прийти кто угодно. Мама собиралась приехать.
На первой же неделе занятий каждому из них отвели свое рабочее место. Лука делит мастерскую еще с двумя девочками. Это совсем крохотная комнатка. К счастью, Лука довольно скоро обнаружила здесь кое-что интересное. Прямо за окном мастерской проходит водосточная труба. Прежде чем уйти из школы, Лука всегда приоткрывает окно. Совсем чуточку, чтобы казалось, что оно закрыто. Сторож ни разу не заметил этого. Вообще никто не заметил. Больше всего она любит оставаться одна во всей школе. Чтобы никто не приставал с разговорами. Ночью создается особое напряжение сил. Появляются силы работать. Особенно в такие ночи, какие бывают в это время года. Во время первых заморозков.
Лука резко поворачивает налево и широким шагом идет вперед, в голове ее звучит музыка, и она всматривается во что-то далеко-далеко впереди. Не слыша грохотания синего, с металлическим отблеском мотоцикла, на бешеной скорости вырывающегося из-за поворота у нее за спиной, она ставит ногу в черном сапожке на проезжую часть.
Потом она еще не раз задумается о том, что же оказалось большим шоком. Когда их взгляды встретились в первый раз или когда секундой позже тело Гарда взлетело в воздух и врезалось прямо в нее.
3
Мотоцикл въезжает в бордюр, отделяющий тротуар от проезжей части, и сбивается с курса. Ноги Гарда теряют опору, руки срываются с руля, спина выгибается назад. Гард сброшен с мотоцикла, мотоцикл исчезает из-под него. И это единственная вещь, которой он умел управлять. А теперь у него нет и этого. Только благодаря счастливой случайности в девушку врезается не стокилограммовый мотоцикл, состоящий из железа и металла, а весящее восемьдесят килограммов тело парня из плоти и крови. И вот теперь все как в кино, как в замедленной съемке: в ту кратчайшую секунду, когда Гард слетает с сиденья мотоцикла и врезается в Луку, он чувствует, как страх ударяет в него, словно цементная стена, одним махом вышибает из него воздух. Он не успевает ни о чем подумать, просто вдруг весь воздух куда-то девается. На тысячную долю секунды их взгляды встречаются. Синие, с металлическим блеском глаза Гарда и почти черные глаза девушки. Их лица совсем, совсем близко друг от друга.
И сразу после этого — черный хаос, боль и асфальт. Метрах в пятидесяти от них лежит замерший кверху колесами мотоцикл: они продолжают крутиться в воздухе. Сбитая девушка корчится на земле с закрытыми глазами. Гард ничего не понимает, ничего не осознает: что же случилось? Погрузившись в свои мысли, он мчался по шоссе и неотрывно смотрел на трейлер, гигантский трейлер из тяжелой стали, со слепящими фарами, несущийся ему навстречу на скорости сто километров в час. К этому-то он был готов. А тут вдруг какая-то девушка.
Гард пытается встать, у него не получается, сильно кружится голова. Ему удается повернуть голову, и он видит ту, что секундой раньше оказалась на дороге; она лежит не шевелясь. Гард хочет что-то сказать, спросить, что с ней, он открывает рот, пытается найти слова, но ничего не получается. Воздух пропал, звуки пропали, его язык — черная ссохшаяся улитка. Дождь прекратился, вода струится по асфальту в ближайший сточный люк.
Девушка в черном пальто лежит, не шевелясь, ее глаза закрыты. Будто ничего и не случилось. Единственное, что нарушает мирную картину, — это тоненькая струйка крови, сочащейся из пореза на лбу. Будто так и надо. Чтобы она лежала без движения на черном асфальте, а тоненькая темная струйка красной крови стекала у нее по щеке. Гард подползает к девушке вплотную. Приподнимается на локтях. Склоняется над ней, над ее волосами. Глубоко вдыхает ее запах. Запах нежной кожи у нее на шее. От девушки пахнет тающим льдом и лунным светом.
