Джоанна Троллоп - Испанский любовник
Фрэнсис сразу же захотела все увидеть собственными глазами. Лиззи поехала встречать ее на вокзал в Бат в своем зеленом „ситроене", которые уже стали привычным явлением на улицах Ленгуорта, и привезла в „Галерею" с гордостью и… болью в душе. Наблюдая за лицом Фрэнсис, пока та рассматривала натертые мастикой блестящие полы, пятна света, романтически струящегося сверху и снизу, свежеокрашенные полки, ожидавшие прибытия ваз, подушек для диванов, подсвечников и кувшинов, Лиззи чувствовала бесконечную гордость за то, что им с Робертом удалось сделать. Но в то же самое время, будучи сильно привязанной к Фрэнсис, она чувствовала и нестерпимую боль. Боль за сестру, работающую в заурядной турфирме и возвращающуюся по вечерам в скромную квартирку в Бэттерси, которую она делила с девушкой, не особенно ей симпатичной. И еще был Николас, тихий, замкнутый, невыразительный Николас, так не похожий на Роберта, такой неподходящий для Фрэнсис.
Лиззи тогда сказала, обращаясь к сестре: – Мы собираемся заказать келимы. Повесим их вот здесь, на специальных карнизах. У Роба есть друг, который может поставлять нам из Африки занятные поделки из высушенных тыкв, кокосовых орехов и всякое такое.
– А что такое келимы? – спросила Фрэнсис. Она стояла, осматривая выкрашенную в белый цвет кирпичную стену, на которую собирались повесить эти загадочные вещи.
– Коврики, – ответила Лиззи. Она уставилась в спину Фрэнсис. Что еще можно было тут сказать, когда ее собственная жизнь складывалась столь успешно и перспективно?
Фрэнсис отвернулась от стены и заглянула Лиззи в глаза.
– Коврики? Будут висеть? Да, красиво. Ты ведь опять беременна, правда?
Лиззи еле сдержалась, чтобы не заплакать.
– Да, беременна. Фрэнсис обняла ее.
– Это же отлично. Отлично, я очень рада, что ты снова ждешь ребенка.
На этот раз она носила Алистера. Это должны были быть близнецы, Лиззи ждала близнецов, но второй ребенок умер при родах. Фрэнсис прилетела сразу, даже раньше, чем следовало, и пробыла три недели, использовав почти весь свой отпуск. Она мало чем смогла помочь в том, что касалось Алистера, вспоминала Лиззи, но все остальное ей удавалось: работа по дому, общение с маленькой неугомонной Гарриет („А зачем еще нужен ребенок?"), с Робом, в „Галерее"… Лиззи сразу ощутила утрату, как только Фрэнсис уехала обратно в Лондон. Она чувствовала, что ее одной не хватает на все в доме.
– Может, мне надо было жениться сразу на вас обеих? – шутливо сказал Роберт, наблюдая, как она кормит в кровати ненасытного Алистера. – Но я никогда не смог бы полюбить Фрэнсис. Странно, да? Так похожа на тебя во всем, но нет какого-то „фактора икс".
Вскоре после этого тихий Николас тоже решил, что Фрэнсис не хватает „фактора икс", и расстался с ней. Фрэнсис тогда заявила:
– Конечно, я расстроена. Но еще больше разочарована. Я хочу сказать, разочарована в себе.
Лиззи молилась, чтобы у Фрэнсис наконец появился хороший мужчина. Он должен был быть высоким, как Роб, и привлекательным, как Роб, но не таким нежным и артистичным, как Роб, тогда Лиззи пришлось бы сравнивать мужчину Фрэнсис и Роба, а она чувствовала, что это никому добра не принесет. Фрэнсис сама вскоре решила эту проблему, влюбившись сначала в архитектора, потом в актера и наконец в приятеля девушки, с которой делила квартиру. Между тем „Галерея Мидлтон" процветала, трижды за год обновляя ассортимент. На верхнем этаже Роберт и Лиззи открыли кафе с экологически чистыми продуктами. Роберту удалось расплатиться по всем займам да еще и получить прибыль. Лиззи, родив одного за другим Сэма и Дэйви, по-прежнему делала закупки для салона и организовывала переезды. Они переезжали четыре раза за шестнадцать лет: из их первой квартиры – в коттедж восемнадцатого века, который когда-то был чайной и сохранил запах жареного хлеба, затем – в виллу, построенную в викторианском стиле, и наконец – в Грейндж. В конце восемнадцатого века Грейндж был одним из лучших домов Ленгуорта, с красивым каменным фасадом и украшенным колоннами подъездом. Тогда перед домом располагался сад, от входной налитки к подъезду вела гравийная дорожка, позади дома имелась обширная лужайка, а за ней – огород, обнесенный со всех сторон каменной стеной. Во времена королевы Виктории к задней части дома пристроили несколько комнат, а в последующий период территорию усадьбы со всех сторон зажали другие здания, так что при покупке Грейндж напоминал Робу и Лиззи потрепанный старый морской лайнер, загнанный в маленький порт. Новые богатые дома красивой каменной кладки заполнили огород, а половина луга исчезла под улицей Тэннерилейн, названной так в память о существовавшей здесь в девятнадцатом веке кожевенной мастерской, которая полвека издавала ужасное зловоние на весь Ленгуорт. Но и того, что осталось от сада, посчитали Роб и Лиззи, было вполне достаточно для крикета, детских игр и устройства пикников. Внутренних же помещений дома могло хватить для чего угодно. Осматривая светлые, просторные комнаты и широкую лестницу, прикидывая, как можно было бы соединить несколько комнат, чтобы получить гостиную внушительных размеров с прилегающей к ней кухней, и мысленно любуясь сочетанием терракотового, синего и золотисто-желтого тонов с полированными полами и ослепительно белыми потолками, Роберт и Лиззи решили, что Грейндж станет символом их успеха. Расширяющееся дело, приличный дом (просторный, но не вызывающий), четыре умных и сообразительных ребенка, растущий авторитет в городе – есть чем гордиться! И именно потому, что он часто об этом думал, Роберт и повесил в заново отремонтированном офисе „Галереи" фотографию Лиззи и себя в годы студенчества. Чтобы всегда помнить о том, как многого они достигли.
Фрэнсис впервые удивила их накануне крещения Дэйви. Они прожили в Грейндже уже почти год, и половина помещений в доме была окрашена в яркие, насыщенные цвета, которые так нравились Лиззи. Лестница – в желтый и белый, гостиная – в темно-зеленый, а перестроенная и расширенная кухня – в коричневый, бежевый и голубой.
Фрэнсис спросила Лиззи:
– Зачем вообще надо крестить Дэйви? Вы же не крестили остальных детей?
– Просто мне этого хочется. И Робу тоже. Теперь мы жалеем, что не крестили и других. Это как-то… как-то более традиционно…
Фрэнсис взглянула на свою сестру. Затем оглядела кухню, задняя дверь которой была открыта в залитый солнцем сад, а подоконники красиво заставлены горшочками с благоухающей геранью и кувшинами с петрушкой; посмотрела на пучки салата на столе, на красивые коврики на деревянном полу, на сверкающую новую посуду, на испанский подсвечник, покрытый зеленоватой патиной, и подмигнула Лиззи.
