Карлос Маноэль - Мануэла
— Розы, присланные вами, были очень красивы... — Исабель была слегка смущена тем нескрываемым восхищением, с которым Фернандо смотрел на нее, и не нашла ничего другого, как сказать ему о розах, полученных ею в колледже на следующий день после их такого неудачного знакомства на проезжей части дороги. До сих пор ее поклонниками были в основном ребята из колледжа, ее ровесники. Фернандо — первый мужчина, гораздо старше ее по возрасту, который с такой искренностью говорил о чувствах, испытываемых к ней. Исабель поняла, что это очень приятно. Беседа их не прекращалась ни на минуту. Исабель ожила, щеки ее порозовели, она смеялась над шутками Фернандо, и время полета промелькнуло для них как одно мгновение.
— Моя мама — француженка, — рассказывала Исабель. — Она познакомилась с папой, когда тот работал в нашем посольстве в Париже — он был атташе по культуре. С тех пор моя мама — мадам Герреро.
— Вива ля Франция! — воскликнул Фернандо. Исабель улыбнулась.
— Какая у тебя чудесная улыбка, — наклонился к ней Фернандо. — Почему ты так редко улыбаешься?
Исабель вдруг вспомнила о том, куда и почему она летит, и сразу же ее прекрасное юное личико омрачилось. Когда она грустила, то казалась гораздо строже и оттого немного старше. Не глядя на Фернандо, Исабель продолжала рассказ.
— Все произошло так внезапно. — Она посмотрела на внимательно слушавшего ее Фернандо. — Со мной никогда такого не случалось. Наверное, я не знала, что такое настоящее страдание. — Исабель помолчала, а Фернандо боялся даже пошевелиться, чтобы не вспугнуть эту милую детскую доверчивость, которой прониклась к нему Исабель. — Когда мой папа умер, — продолжала она, — я была совсем крохотной, я не помню его.
— Успокойся, не грусти, Исабель, — попросил Фернандо, страдая в душе вместе с ней. — Лучше рассказывай дальше. Так, значит, ты француженка? — спросил он после паузы, как бы понуждая ее этим вопросом к дальнейшему повествованию. Он смотрел на ее красивые длинные пальцы, которые она переплела и сжала так, что они побелели, и ему захотелось припасть к ним губами.
— Нет, — покачала головой Исабель, — я аргентинка. Я живу в том же доме, в котором когда-то родилась. Но я ездила с мамой во Францию, в Париж. — Было нечто детское в том, как она сказала о поездке во Францию, и это опять умилило Фернандо. — Там я выучила английский, — продолжала Исабель, — французский, немецкий. Маме очень нравятся иностранные языки, все, кроме итальянского. Не знаю, — улыбнулась она, — почему он ей не по душе. А я им восхищаюсь...
— А я восхищаюсь тобой, — вздохнул Фернандо, переполненный самыми нежными чувствами к этой девушке. Ему хотелось вот так сидеть и смотреть на нее, любоваться ею целую вечность.
— Не знаю почему, — продолжала Исабель, сделав вид, что не расслышала реплики Фернандо, хотя по вспыхнувшему румянцу можно было догадаться, что ей эта реплика весьма приятна, — но я понимаю итальянский язык. Это просто невероятно, — воскликнула она, — ведь я не учила его специально, как другие! — Исабель вдруг смутилась: столько нежности и восхищения было во взгляде ее соседа. — Что случилось? — спросила она его. — Ты так на меня смотришь...
— Нет-нет, ничего, — словно очнулся от гипнотического сна Фернандо. — Просто я думал, — начал он импровизировать на ходу, — что у тебя до сих пор жизнь была прекрасной. — Он помолчал, потом повернулся к ней и уверенно продолжил: — И в дальнейшем она будет у тебя прекрасна. С тобой будут происходить чудесные вещи. Я уверен в этом, Исабель!
„Это очень напоминает признание в любви", — подумала Исабель.
Полет подходил к концу. Пассажиры стали готовиться к посадке. Оживленная беседа постепенно затихла. Исабель погрузилась в свои невеселые мысли. А Фернандо старался использовать последние минуты полета, чтобы вдоволь насмотреться на нее. Он уже дал себе слово обязательно увидеться с Исабель через несколько дней и искренне надеялся, что здоровье мадам Герреро с приездом дочери пойдет на поправку и Исабель не будет такой грустной.
Мадам Герреро ждала приезда Исабель с нетерпением и со страхом. Она твердо решила бороться за нее до конца и использовать все возможности, всю свою власть и влияние. Правда, события последних дней окончательно подорвали ее и без того слабое здоровье и только упрямый, властный характер и огромная сила воли позволяли ей контролировать ситуацию.
Как бы плохо она себя ни чувствовала, мадам Герреро не изменяла своим привычкам. Всегда со вкусом одетая, она и в дни болезни следила за собой. Накануне приезда Исабель она приказала вызвать к ней адвоката Пинтоса, не первый год выполнявшего ее поручения. Тот был в курсе всех перипетий относительно Исабель, это была их общая тайна.
Когда адвокат Пинтос прибыл, мадам Герреро приняла его в своей комнате, на втором этаже огромного особняка. Комната была под стать хозяйке. Каждый предмет в ней, мебель были тщательно и со вкусом подобраны. Центральное место занимала широкая постель, на которой и сидела мадам Герреро, тщательно причесанная, в красивом платье, скроенном по последней моде. Дорогие серьги и нитка жемчуга дополняли ее наряд.
Адвокат Пинтос уже давно вел дела мадам Герреро и всегда немного побаивался ее твердого характера. Он знал, что если мадам чего-нибудь захочет, она обязательно добьется своего.
Увидев свою клиентку, адвокат поразился, как она изменилась за те несколько дней, что они не виделись. Мадам Герреро словно вся высохла, а блестящие глаза выдавали внутренний огонь, сжигавший ее изнутри. Адвокат Пинтос почтительно поздоровался и, повинуясь повелительному жесту мадам Герреро, подошел к ее кровати. Он не догадывался, о чем пойдет речь, но, судя по возбужденному виду клиентки, понимал, что предстоит услышать нечто очень важное.
Предчувствия адвоката Пинтоса оправдались. Речь пошла о документах, подтверждающих, что Исабель является дочерью мадам. Она требовала у адвоката эти документы и как можно быстрее. Адвоката Пинтоса поразил тон, каким разговаривала с ним мадам. Будто речь шла о жизни и смерти.
— Я прекрасно понимаю вас, мадам Герреро, — как можно спокойнее ответил адвокат Пинтос, стараясь направить диалог в более спокойное русло и объяснив для себя возбужденность и даже агрессивность мадам ее болезнью. — Я постараюсь сделать все возможное. — Доктор поправил спадающие очки, прижимая другой рукой к груди пухлую папку с бумагами.
— Не только все возможное, но и невозможное! — взорвалась мадам Герреро. — Мне нужны эти документы! — Ее лицо исказила гримаса страдания, словно от внезапного болевого приступа. — У нас с вами есть одна общая тайна, доктор Пинтос. — Ее горящие глаза словно пронзали адвоката насквозь. — Эти документы подтверждают, что Исабель по закону является моей дочерью. И я желаю немедленно получить их! — Последнюю фразу она почти выкрикнула. Было заметно, что этот разговор отнимает у женщины много сил и дается ей с трудом.
