Татьяна Осипцова - Из круиза с любовью
– Может, сходим, потанцуем? ― предложил Владимир.
– Не сегодня, ― мягко отказалась Вика. ― Честно говоря, последняя неделя перед отъездом была просто сумасшедшая, я жутко устала. Да и нынче с утра… Представляете, на женщину, которая должна была жить со мной в одной каюте, напали бандиты. Ее ударили по голове на пороге собственной квартиры, ворвались туда, все перерыли, украли золотые украшения, шубу дорогущую, еще что-то. Я весь день телефоны обрывала, не могла понять, куда Елена пропала, пока она не позвонила из больницы. Так что, простите, сил на танцы у меня сегодня нет. К тому же разница во времени… У нас уже почти час ночи.
– Тогда предлагаю небольшой променад на сон грядущий. Давайте просто пройдемся по теплоходу, посмотрим, где что находится, чтобы быть в курсе.
Прогулка заняла около получаса. Похоже, их одних в этот вечер не прельстили увеселительные заведения на громадном судне. Бары ломились от посетителей, на дискотеках яблоку негде было упасть. Даже в бассейне, несмотря на позднее время, плескалось несколько человек.
Владимир проводил Вику до дверей ее каюты.
– Смотрите-ка, мы и живем рядом. Я всего через три двери от вас.
– Ничего удивительного, обычно номера бронируются подряд, и все земляки оказываются недалеко друг от друга. У вас тоже двухместный люкс? Тогда почему вы один?
Он усмехнулся:
– Так получилось. Моя спутница в последний момент сделала финт ушами.
– Что? ― не поняла Вика.
– Свалила в неизвестном направлении, ― Володя помолчал, а затем добавил, глядя на нее пристально: ― Хотя, может, и к лучшему… Вика, неужели вы не узнали меня? А я вот узнал почти сразу. У вас такие необычные раскосые глаза… ― он запнулся, подбирая точное слово, ― как у газели… Их просто невозможно забыть…
Она уставилась на него, ничего не понимая.
– Правда, когда я подобрал вас возле чердачной двери в одном халатике, вы от холода и стресса совсем ничего не соображали, и, кажется, не расслышали, как меня зовут. К тому же прошло уже восемнадцать лет… Ну что, вспомнили?
Он смотрел выжидающе. Не сводя с него глаз, Виктория кивнула. Потом пробормотала:
– Увидимся завтра, спокойной ночи, ― и спешно скрылась в своей каюте.
Владимир озадаченно постоял перед закрытой дверью.
Что это она? До сих пор тяжело вспоминать про тот случай? Столько времени прошло… Ей сейчас должно быть лет тридцать пять или чуть больше. Он помнил ее бледной, лохматой и зареванной девчонкой, которая от пережитого потрясения еле-еле отвечала на его вопросы. А теперь это красивая, уверенная в себе женщина. Кажется, тогда волосы у нее были темнее ― впрочем, все женщины красятся. Зато какая роскошная фигура! Ему никогда не нравились худышки. Эталоном женской красоты Владимир считал Катрин Денев в зрелом возрасте, и, пожалуй, Вика ― женщина такого же типа. Рост, осанка… Может, другой овал лица, но четко очерченные губы, красиво изогнутые брови, а глаза… необыкновенные, и правда, как у газели.
Просто фантастика, что они встретились через столько лет, да еще на другом краю света! Может, это знак судьбы? Она второй раз их сталкивает, и условия как нельзя более благоприятные: оба оказались на отдыхе в одиночестве, впереди еще две недели на шикарном теплоходе… Может, все окончится легким флиртом, а может, и до постели дойдет.
При мысли об этом Володя почувствовал легкое возбуждение. У Вики такая шелковистая смуглая кожа… Когда они стояли на палубе, его так и тянуло потрогать голое плечо. Лямка открытого платья периодически сползала, и Виктория все поправляла ее, подергивая этим самым плечом.
Он тряхнул головой, отгоняя наваждение.
Размечтался! Может, она давно и серьезно замужем? Ведь даже не спросил. Хотя, пожалуй, нет. Она смотрела слишком заинтересованно для женщины, имеющей нормальную семью. Впрочем, чего гадать? Завтра все узнаю. Спрошу, она ответит. Женщины обычно не скрывают, что состоят в браке, напротив, гордятся этим ― в отличие от нас, мужиков.
Владимир мысленно усмехнулся и направился к своей каюте.
Вика лежала на кровати, уставившись в потолок.
Неужели, и правда, тот парень? Я совсем не помню его лица. Но откуда еще он может знать, как я сидела в ступоре возле чердачной двери старинного дома в Гнездиковском переулке? Только я была не в халатике, а в ночной рубашке ― голубой ночной рубашке в мелкий синий цветочек, с оборками на кокетке. Я сшила ее сама из отреза ситца, который нашелся в загашнике у бабушки. В восемьдесят восьмом году почти все было дефицитом, и бабушка очень гордилась своей запасливостью и тем, что материал пригодился. Ситец был куплен едва ли не в сталинские времена, я даже сейчас помню, каким он был на ощупь…
* * *В Максатихе имелось всего две школы. Вика Соколова училась в школе № 1 и окончила ее очень хорошо: в ровный ряд оценок «отлично» в аттестате затесались лишь три четверки. На выпускном вечере, который состоялся 18 июня 1988 года, школьная директриса сказала Викиной маме, что такой дочерью можно гордиться. И мама гордилась, а вот отец…
Вика не любила отца и боялась его. Она не помнила, чтобы в детстве он брал ее на руки или ходил с ней гулять; он никогда не интересовался ее учебой. Для отца дочь была лишь еще одной парой женских рук в доме.
Викина мама, Маргарита, работала на деревообрабатывающем комбинате, и возвращалась оттуда, валясь с ног от усталости. С семи лет девочка научилась мыть посуду и полы, разогревать обед, а к десяти годам освоила стиральную машину и гладила все, вплоть до мужских рубашек, на что, как известно, требуется особая сноровка. С весны до осени Маргарита ежедневно после работы моталась на огород, 10 соток возле речки Мологи, а каждую субботу, сделав наскоро еду на два дня, прихватывала Вику и уезжала на автобусе к своей матери в Малышево, потому что боялась оставаться дома. Обычно к вечеру муж напивался так, что мог наброситься на любого, кто под руку попадется: на жену, на дочь… Случались и драки с соседями.
Вика долго не понимала, за что отец так ненавидит их с матерью, и считала, что драки в семье обычное дело. В их трехэтажном доме едва ли не каждый день хоть в одной из восемнадцати квартир случался скандал с мордобоем. Мужики в поселке пили почти все поголовно, а женщины привычно терпели трепки и затрещины. Одна могучая тетя Катя из семнадцатой квартиры никогда не давала спуска своему пьянице, сама лупила его всем подряд. Вика иногда скрывалась от отцовского гнева за ее широкой спиной, если мамы не было дома.
Отец работал трактористом в леспромхозе, вставал еще до рассвета, но и возвращался рано. Придя с работы, обедал, выпивал первый стакан водки и почти сразу начинал цепляться к дочери. Причиной недовольства могло стать что угодно: не вытертая плита, несколько пылинок на телевизоре, кошачья шерсть на диване, остывший, или наоборот, слишком горячий суп. Надеясь избежать придирок, Вика старалась вылизать всю квартиру, но отец все равно находил повод. Сперва он называл ее размазней, свиньей, клушей или дурой, потом переходил на мат, порой брался за ремень. Если девочке удавалось вырваться, она хватала свой портфель и неслась в соседний подъезд к тете Кате. С ее Юлькой, одноклассницей и подружкой, они вместе делали уроки, а позже Вика шла встречать маму с работы. Счастьем было, если отец, напившись, засыпал к их приходу, но так случалось не всегда. Однажды, ― Вика тогда уже училась в шестом классе, ― отец налетел на них прямо с порога:
