Стань моей мечтой - Виктория Рогозина
Тишина повисла в комнате. Варвара молча отвернулась. Ком в горле подступал, но она сдержалась. Она уже научилась — не плакать, не говорить, не надеяться.
Она знала — если мама что-то решила, переубедить её невозможно. Всё должно быть как в фильмах, в которых Елена Павловна верила больше, чем в жизнь: героиня возвращается, сталкивается с прошлым, побеждает, влюбляется и живёт долго и счастливо.
Вот только Варвара знала цену таким сценариям. Особенно когда сценарист — женщина, которая, раздавая советы, сама не знала, как выйти из своей личной трагикомедии.
Олег молча вышел из комнаты.
А Варвара осталась. Внутри — тишина. Снаружи — школа.
И только одна мысль: «Лицом к лицу» — это красиво звучит. До тех пор, пока тебя снова не начнут рвать на части.
Смартфон Елены Павловны затрезвонил модным рингтоном, вырвав её из сцены строгой родительской решимости. Она резко выпрямилась, глянула на экран и тут же расплылась в сладкой, девчачьей улыбке.
— Ааа, Серёженька… ну, конечно, у меня как раз есть свободная минутка... — проговорила она с неожиданной нежностью в голосе, уже выходя из кухни. — Да-да, я помню, ты говорил про ресторан у воды… Обожаю суши!
И, легко ступая, словно паря над полом, исчезла в своей комнате, захлопнув дверь чуть сильнее, чем нужно.
Варвара осталась сидеть на кухне в звенящей тишине. Она медленно опустила голову и обхватила её руками. Сердце билось глухо, в горле пульсировала боль. В этой школе её не просто обижали. Там её стирали, день за днём, взгляд за взглядом, смехом за спиной. Там учителя делали вид, что ничего не происходит, а ученики — что всё это норма. Там её душа однажды не выдержала и выключилась на долгие месяцы.
И вот — туда снова. Как на бойню. Только без шанса на выживание.
Рядом послышался лёгкий стук кружки о стол. Олег сел, облокотившись локтями, потянулся к сахару, но передумал.
— Всё тип-топ будет, — сказал он с таким спокойствием, будто речь шла о дождливом дне, не более.
Варвара покачала головой, не поднимая взгляда.
— Я не уверена. Совсем.
— И правильно, — усмехнулся он, глядя в кружку. — Уверенность — это для тех, кому нечего терять. А у тебя… у тебя всё только начинается, Варь.
Она всё-таки посмотрела на него. Немного настороженно, немного удивлённо. В его лице — тот же острый профиль, тот же знакомый сарказм, но в глазах была неожиданная глубина. Он всегда казался ей чуть отстранённым, словно наблюдающим за жизнью издалека. Не потому что не заботился. Просто знал цену словам.
— А может, — сказал он вдруг, небрежно, но без улыбки, — переведусь с тобой. В одну школу.
— Ты?.. — Варвара моргнула, растерянно. — Но зачем?
Олег пожал плечами. Его губы дёрнулись в усмешке.
— Хочется посмотреть, как они теперь себя поведут. Да и… быть рядом с тобой — это не самое худшее, что может случиться со мной, знаешь ли.
Варвара тихо засмеялась — впервые за долгое время. Смех вышел неровным, почти срывающимся, но в нём уже не было отчаяния. Только удивление. И немного тепла.
Между ними легла тишина — не гнетущая, а будто бы защитная. За стеной Елена Павловна продолжала ворковать, с лёгким хихиканьем, как будто в доме всё было прекрасно, все были счастливы, и никто не собирался на войну.
А за кухонным столом сидели брат и сестра.
Оба — по-своему сломленные.
Оба — по-своему сильные.
Глава 2
Олег всегда был сам по себе. Не по выбору — по обстоятельствам.
Он слишком рано понял, что в жизни нет гарантий, особенно если ты — сын любовницы. Олег родился вне брака, почти одновременно с Варварой. Тогда всё и завертелось. Игорь Валентинович оказался в неловком положении — жена забеременела, любовница тоже, и выбирать пришлось быстро. Он выбрал «порядочность», как тогда говорили в его кругу. Забрал мальчика у матери — та не сопротивлялась, лишь написала отказную с дрожащими руками и исчезла навсегда. Возможно, так было даже лучше для всех.
Поначалу Игорь пытался строить идеальную картинку: отец, мать, двое детей — один от жены, второй «приёмный», но в семье. Всё как надо. Праздники, семейные фото, поездки. Только фото быстро выцвели, поездки закончились, а Игорь собрал чемодан и исчез, громко хлопнув дверью — как будто убегал не от Елены, а от самого себя.
После развода он не объявлялся. Ни открытки, ни звонка, ни алиментов. Просто вычеркнул всё.
Олегу тогда было десять. Он не заплакал. Просто замкнулся. С тех пор был «тише воды», наблюдал, слушал, делал выводы. Он не вызывал проблем, не просил лишнего. И в этом своём молчаливом взрослении стал даже чем-то удобным.
Елена Павловна, оставшись одна с двумя детьми, на первое время впала в растерянность. Нет, она не была образцовой матерью — не стояла у плиты с фартуком и пирогами, не проверяла дневники и не читала сказки на ночь. Она жила в вечной спешке, между собеседованиями, свиданиями, попытками устроить свою судьбу и собрать осколки некогда нарисованной мечты. Олега она порой забывала забрать из школы, на родительские собрания не ходила, на день рождения могла подарить гель для душа из ближайшего магазина и быстро убежать к очередному «Серёже».
Но всё равно она их любила. По-своему. Иногда — слишком устало, иногда — ярко, внезапно, как будто ей самой не хватало этой любви. И в трудные моменты, когда совсем опускались руки, она говорила:
— Если бы не вы… я бы вообще не выжила.
Она не была идеальной, но она не сдавалась. Её не сломили ни измены, ни долги, ни шепот соседей за спиной. Она делала ошибки — с мужчинами, с детьми, с самой собой. Но каждый раз снова вставала, красила губы, надевала каблуки и шла вперёд.
И дети — Олег и Варвара — как будто стали её навигацией в этой странной жизни. Неровные, не всегда понятные, но свои. Они не спасли её, но стали якорями. А она, несмотря ни на что, была счастлива. Или, по крайней мере, умела в это верить.
Олег же… Он не злился. Ни на отца, ни на мать, ни на обстоятельства. Он просто стал сильнее. Тише. И мудрее.
Олег понимал Елену. Понимал даже тогда, когда она, на нервах, в сердцах бросала в его сторону несправедливые упрёки. Он знал — это не от злобы.
