Помешанный - Дженика Сноу

Не заблуждайтесь, у меня не было гребаной совести.

Меня заставили обратиться к профессионалам после того, как поймали на попытке отрубить руки одному из старших мальчиков в моей приемной семье. Меня подвергли допросам, на каждый из которых пытались выяснить, почему невинный шестилетний ребенок совершил такой отвратительный поступок.

Я никогда не говорил им, что поймал ублюдка, пытающегося навредить любимым питомцам приемной семьи.

Мое прошлое было загадкой, и, поскольку они нашли меня — трехлетнего в то время — бродящим по улицам ночью, покрытым кровью и одетым только в какие-то грязные шорты, я был для них загадкой.

Мне говорили, что в детстве я, должно быть, столкнулся с серьезным физическим, эмоциональным или сексуальным насилием. Но с таким неизвестным прошлым, как у меня, они могли только предполагать.

Мои глубокие психологические шрамы, несомненно, привели к отсутствию у меня эмпатии и трудностям в формировании здоровых отношений.

Моя детская травма — потому что, конечно, быть найденным в крови и бродящим ночью должно было означать, что это было связано с травмой — могла проявиться в жестокости, направленной на то, чтобы вернуть себе контроль или справиться с неразрешенной болью.

В подростковом возрасте они говорили, что у меня проявляются черты психопатии, что я рассматриваю других как объекты для манипуляции или причинения вреда без эмоциональных последствий.

Они были правы, но я знал, как играть в эту игру. Знал, как подражать, чтобы меня считали достойным находиться в обществе, а не угрозой себе или кому-либо еще.

Возвращая меня в настоящее, мужчина пошатнулся, пьяный в стельку, и, вероятно, не подозревал, что сегодня вечером его преследуют как добычу.

Он протянул руку и оперся рукой о кирпичное здание, переулок, по которому он бродил и спотыкался, вонял свалкой.

Кто-то бросил бутылку вдалеке, и звук бьющегося стекла разнесся по переулку.

— Кто там? — пробормотал он и развернулся, теряя равновесие и прислоняясь к кирпичной стене.

Я ничего не сказал, просто подошел ближе, пока не оказался в нескольких футах от того места, где он стоял. Его голова опустилась, тело невольно покачнулось от того, насколько он был пьян.

Я все еще был чертовски твердым, но мое возбуждение не имело ничего общего с этим мужчиной. Я был возбужден, потому что собирался отнять жизнь, и это действительно меня заводило.

Мужчина понятия не имел, что я за ним наблюдаю. Следил за ним и изучал его уже несколько недель. Я узнал каждую отвратительную привычку, каждую грязную тайну, которую, как он думал, никто не знает, и те, которые ему было все равно, знает ли кто-то вообще.

Этот ублюдок не умел ничего скрывать — не от такого человека, как я. Нет, такие люди, как он, были неряшливыми и беспечными. Они считали, что мир им что-то должен, что они могут брать все, что захотят.

А этот… он заплатит за все сегодня вечером.

Он играл роль почтенного и успешного ублюдка, мимо которого вы пройдете на улице, не задумываясь и не беспокоясь, что он вас обманет. Но за закрытыми дверями он позволял своей маске соскользнуть.

Издевательства над своей женой, страх, который он внушал окружающим… за это он должен был заплатить. Это было то, что я должен был дать ему, чтобы насытить своего темного зверя.

Брэндон Макл был не просто жестоким; он был беспощадным. Его жене приходилось скрывать синяки, а его дочь вздрагивала при одном его виде. И этот придурок получал удовольствие — заставлял женщин в своей жизни ломаться по одной за раз.

И он думал, что никто его не остановит.

Но я сделаю это. Прямо сейчас.

Я не был спасителем. Я дьявол, и был здесь, чтобы сделать мир еще более паршивым местом для таких людей, как он.

Правда была в том, что мне было плевать на его жену или дочь. Это совсем не то. Я был здесь не для того, чтобы защищать их. Я выбрал Брэндона просто потому, что он делал отстойные вещи с невинными людьми, поэтому мои действия, как и то, что я намеревался сделать, могли быть оправданы в глазах других, если бы меня когда-нибудь поймали. Не потому, что мне нужно было оправдывать перед собой убийство ублюдка.

Но такие люди, как Брэндон, заслуживали напоминания о том, что мир полон монстров, которые хуже них.

И я был одним из этих монстров.

Причинение ему боли было не просто чем-то, что я хотел сделать — это было тем, что я должен был сделать. Это необходимость для моего выживания, потому что компульсия, больное и извращенное желание были бесконечным циклом внутри меня.

Сегодня вечером Брэндон почувствует себя по-настоящему бессильным.

Я не мог дождаться, чтобы посмотреть ему в глаза и увидеть, как он понимает, что вот-вот умрет; мой член твердел и истекал предсеменем, когда я наблюдал, как жизнь уходит из них.

— Привет, Брэндон.

Хотя мой голос был низким и глубоким, он услышал меня, почувствовал мое дыхание на своем затылке и развернулся, едва не упав, когда поспешил назад. Он полез в карман куртки, и я знал, что у него с собой небольшой нож. Но никакое оружие не спасет его, не от такого, как я.

Я позволил ему вытащить оружие, и когда он направил его на меня, увидел по его выражению лица, что он пытался понять, где он меня видел, знал ли он меня или нет, и что, черт возьми, произойдет.

Я держался на достаточном расстоянии, чтобы его нож не мог коснуться меня, но не имело значения, если он меня порежет. Боль ничего не значила для меня, когда результатом была его смерть.

Я посмотрел на его руку, которая крепко обхватила рукоятку, зная, что он, вероятно, делал то же самое с запястьями или шеей своей жены, когда причинял ей боль.

Мой темный зверь поднялся близко к поверхности, царапаясь, желая выбраться, моя ненормальная и извращенная потребность убивать усиливалась.

Я был уверен — всего на мгновение — что он думал, что сможет выбраться из этого. Его инстинкты «бей или беги» работали сверхурочно. Но за этим фасадом, когда я заглянул ему в глаза, увидел, что он знает правду. Его глаза были широко раскрыты и полны неистовства, когда он схватил нож, словно это могло его спасти.

Было почти забавно, правда. Я наклонил голову, ухмылка тронула мои губы.

— Ты собираешься порезать меня этим, Брэндон? — спросил я, мой голос пронизан