Опасный выбор - Саша Таран
Размышляю как старуха.
А Ленка всё о своём Славике. Он у неё фотограф во внеурочное время, вот, где можно хорошенько зацепиться, спросить про работу, заговорить про выставки и прочую лабуду, а о чём спросить Алика? Я не знала. Разве что про машину. Машина — единственное его хобби, насколько я знала. Алик был из добрых и весёлых, настоящая душа компании. И компания у него была веселее некуда — пятеро самых отвязных «хулиганов» нашего потока. Хулиганы-проектировщики. Сами понимаете! Какие из проектировщиков хулиганы? Но эти умудрялись и поучиться и навеселиться.
Мальчишек у нас вообще было не очень-то много — из-за уклона в дизайн, но, всё-таки, кое-кто был. Почти как в той советской песенке про танцы и девчат, только у нас соотношение было ещё хуже: один к четырём. Какая уж тут учёба, когда кругом столько «желающих» и конкурирующих глаз? Первый курс только начался, середина осени, но несколько тигриц уже успели из-за пацанов поцапаться. И я не собиралась быть в их числе.
Я собиралась быть лучшей в группе, а может и во всём потоке, так что мне было не до «Аликов». Пусть сами подкатывают, если им надо. А Алик вполне мог бы стать приятным «дополнением» к моей учёбе…
— Ты чего ржёшь? — оскорбляется подруга.
— Что? Я не ржу, — пытаюсь спрятать улыбку.
Смешно получилось с этим Аликом.
— Дашка!
— Что?!
— Короче, идёшь ты или как?
— Куда?
Ну вот, — ругаюсь на себя, — опять прослушала. Хороша подруга — вечно в облаках летает.
— Куда-куда, — поддразнила Ленка. — На выставку! Слава будет с сестрой и Илюхой. Это тот мальчик длинный, друг его, помнишь?
— А-а… — Я сделала вид, что припоминаю, хотя образ «Илюхи» никак не складывался в голове.
— Такой, чёрненький… худой…
— А-а…
Нет, всё равно не получается вспомнить.
— Ну, пойдёшь? В пятницу открытие. Какие-то там «колодцы». Что? Колодцы. Что смотришь? Ну, так называется, про дворы, кажется.
— Или про колодцы, — фыркаю я. — Думаешь, будет интересно?
— Какая разница?! Мы ж погулять. Потом, может, на набережную пройдёмся.
— Если дождя не будет.
— Ну, Даш, идём, чего тебе дома сидеть?! Я боюсь одна, и… ну, в общем, соглашайся…
— Что «и»? М-м? — допытываюсь я — чувствую Ленка что-то скрывает.
— … и-и-и… я всё-равно уже сказала им, что ты пойдёшь, так что не подводи! — скороговоркой выплюнула она и зажмурилась. — И сильно не бей! И лучше не по лицу!
— Да ладно! — сжалилась я, посмеявшись с её сморщенной моськи. — Не боись, схожу. Думаю, после просмотра нам точно захочется проветрить голову.
— Вот-вот!
Ленка у меня была веселушка. Не помню, чтобы когда-нибудь видела её хмурой или ворчливой, какой частенько бывала я, например. Она была идеальной подругой! И дружили мы ещё с художки, жаль, жила она далековато, но зато теперь мы виделись каждый день, как одногруппницы.
Светленькая, с пухлыми губками, которым я тайно завидовала, и голубыми глазами. Очень даже милая девочка, только сутулилась и утопала в выдуманных комплексах. А я вытягивала её. Хотя, кто бы говорил! Я ходила у нас в парочке за «тёмненькую», и тоже страдала от комплексов вроде: «у меня горбинка», «груди нет», «ноги кривые», а Ленка меня с яростью уверяла в обратном. Две закомплексованные дурочки.
Значит, выставка?
Ладно.
— А где будет проходить?
— В Музее изобразительных искусств, на Московском.
— Ну, хорошо. Сразу после универа пойдём?
— Ага. Только бы дождя не было.
— Да-а.
Мы дружно вздохнули — первый погожий денёк, настоящая золотая осень! Жёлтые клёны, мокрая брусчатка, облака в лужицах, ветер и солнце! Красота! Почти пришли. Впереди, в ветках, маячило четырехэтажное немецкое здание из красного кирпича — историческое наследие Кёнигсберга и наш универ, по совместительству.
Макет выжил, — радовалась я, — поглядывая на свой «домик». Арсен Артёмович — препод по проектированию, гонял нас нещадно, но с любовью. Он не стал долго мучить нас теорией и, после нескольких лекций о частном домостроении, провёл мастер-класс по макетному делу, благо у него имелось собственное архитектурное бюро, а преподавал он «для души». А ещё он считал, что готовит себе «работничков». Мудрый подход!
На одиннадцатое октября — на эту пятницу, он назначил промежуточный просмотр наших проектов, где я и мои одногруппники, должны будем презентовать свои первые «домики». Я волновалась.
Я мечтала работать у него после универа.
Мужик он был южных кровей, но слишком «Калининградец», так что и закипал редко и ворчал недолго. Была у него одна слабость — симпатичные девочки. Так и расплывался в улыбке, если какой-нибудь «бедняжке» требовалась его помощь. И собой был недурён, подтянут. Благородное лицо со скулами, борода и копна чёрных волос — всё в лучших кавказских традициях.
— Как думаешь, сколько Манукяну лет? — поинтересовалась я вслух у подруги, когда мы зашли в арку. Каблуки звонко отразились от стен.
— Лет… м-м… сорок… — предположила она. — Или пятьдесят. А чего это ты интересуешься?
— Да так. Просто, — я перехватила ватман с планом поудобнее.
— Помочь? — за нами в арку въехал старенький Ниссан. Из окна торчал Алик и радостно улыбался во весь рот. Он поехал рядом, продолжая разглядывать макет и меня. Я смутилась:
— Привет. Спасибо, справимся. А ты, — я покосилась в салон, — привёз свой?
Теперь смутился Алик. Он повёл свободной рукой по растрёпанной шевелюре и отмахнулся: «ай».
— Завтра последний день, — напомнила я. — Успеешь?
— Последний? — он, кажется, и правда забыл.
— Ага, — поддакнула Ленка.
— Ну-у, только если мне кто-то поможет, — Алик всё ещё смотрел на меня.
— Я?! Вот это наглость, — я похихикала от неожиданности.
— Ну, Даш, ты шаришь, чего тебе стоит? — невозмутимо продолжал он.
— Ну-у…
— Ну, Да-а-аш… соглашайся, с меня шоколадка…
— Всего лишь шоколадка? — я снова рассмеялась. — Значит, так ты оцениваешь человеческий труд?!
— Ладно-ладно, две!
— Ого! Вот так бы сразу! Лен, осторожней на ступеньках, — предупредила я ржущую подругу. Мы подошли к крыльцу. Алик задержался на парковке, но через минуту весело догнал нас на лестнице.
— Так что? — перехватил он у меня ватман. — Поможешь?
Ловкий, — подумала я с одобрением. Алик был совсем немного выше, но занимался волейболом и вообще, на физре не одна я засматривалась, как он скачет… фигура у него была вполне себе.
Эх, ещё
