Виноградные грезы. Обрести и сохранить - Джулия Вольмут
В дополнительных съемках были и плюсы: Стивен мечтал отвезти меня на Рождество в Техас, познакомить с родителями. А я до дрожи боялась разочаровать его близких. Они казались правильными людьми: ходили в церковь, устраивали барбекю на заднем дворе, содержали свою ферму. Американская семья с рекламной открытки. Моя биография их шокирует.
– Сделай снежного ангела, – попросила я. – Мне нравилось их делать.
Там, в другой жизни.
Стивен покорно упал в снег и вновь пропал из кадра. Телефон зацепил темное небо и пару наряженных деревьев. Почти Красная площадь…
– Увидимся в новом году, мой солнечный свет.
Стив показал результат – силуэт на снегу – и завершил звонок, когда я кивнула. В Северной Дакоте новый год наступал через пару минут, а у меня оставалось два часа. Проглотив ком в горле, я смотрела на пустую парковку. Пот защекотал спину, и я сняла свитер. Мне жарко! Тридцать первого декабря!
Зима в Калифорнии не такая, как в России. Вместо сугробов редкий дождь, а гирляндами украшены пальмы. Спустя четыре года мне по-прежнему трудно поверить, что Новый год в Америке – это повод закатить вечеринку и позвать друзей, а не семейный праздник. Проводам старого года не сравниться с Рождеством и Днем благодарения.
Покончив с наркотиками, я возненавидела вечеринки: тусовщики рады поделиться порошком… Поэтому я напросилась к Эмилии и Джеймсу. С друзьями и трехлетней Ким мы собирались уютно провести вечер: приготовить ужин, поиграть в настольные игры, посмотреть «Интуицию» и «Холодное сердце». Cotton Candy закрыли до выходных, и в лофте на втором этаже нам никто не мешал.
– Как поговорили? – Эмилия вытерла муку со лба и поставила в духовку штоллен[6]. Подруга приехала из Мюнхена, и немецкий кекс был частью ее рождественской традиции.
Я жила в Германии пару лет, но и мне штоллен напомнил о празднике. О волшебном, беззаботном времени…
– Ты в порядке, Ари?
Обычно я рассказывала подруге все, но… ее зеленые глаза счастливо сияли, и я вспомнила блеск в глазах Стивена, когда он показал мне снег. Физически больно оттого, что Стив далеко.
Я через силу улыбнулась и устроилась на диване: кинула свитер рядом, достала из кармана телефон.
Джеймс и Ким украшали маленькую елку, Эми занялась пуншем. Мои друзья были семьей, вновь напомнив, что своей у меня нет. Никогда не было, наверное. Оттого больно вспоминать Новый год: в зимний праздник я чувствовала дом – домом, в плане не house, а home, домашний очаг. «Мы должны быть как все», – твердила мать. Для нее имидж был превыше всего. А я радовалась притворной нормальности. Мы ставили ель до потолка, нарезали салаты, звали родственников, смотрели концерты по телевизору, говорили тосты, открывали подарки…
Я до боли сжала корпус телефона. Иллюзия. Светлое пятно среди тьмы.
Эмилия и Джеймс шутливо спорили, нужно ли добавлять в пунш ягоды, Ким гремела пластиковыми елочными игрушками.
Снег… идиллия друзей… традиционная немецкая выпечка… и Стивен далеко. Что-то из этого меня добило. Твердила – прошлое в прошлом, но ввела на экране «Александр Тешер». Чего я хотела? Поздравить отца? Узнать, помнит ли он единственную дочь?
Пальцы свело, а сердце забилось так сильно, что в ушах зашумело. Поиск. В браузере. А на моем лбу словно точка лазера. Огромный красный крест. Отец точно меня найдет. Страница загружалась, и я не дышала. Но первые же статьи помогли наполнить легкие воздухом, густым из-за аромата выпечки. «Александр и Анна Тешер заявили: их дочь Арина Тешер учится в закрытом университете в горах Европы». Одна строчка о без вести пропавшей, а вернее, сбежавшей дочери. Лживые улыбки на пиксельных снимках. Сверкающий «Ролекс» на его запястье и блестящие украшения от «Тиффани» на ее шее.
Родители. Это слово не вызывало теплых ассоциаций, словно любое бытовое обозначение – окно, стул, комната. Тогда почему я будто потеряла равновесие, вцепившись в обивку дивана? Голова кружилась, во рту сухо. Я давно не Арина. Не Тешер. И никто не понесет наказание за то, что убил ту девочку.
– Ари, скажи моему глупому парню – пунш должен быть с вишней! И со специями! А не только с водкой!
Эми выдернула меня из водоворота противоречивых эмоций. Злость, обида, облегчение, тревога. Ариэль Мэлоун не интересна Тешерам. Или все-таки?.. Я отключила телефон и спрятала его за диванные подушки.
– Ты права, – сказала я. – Джеймс хочет напиться.
Как, собственно, и я.
Стивен объявил, что послезавтра они вернутся в Лос-Анджелес. Скоро не выпущу любимого музыканта из объятий! И из постели тоже. Но сейчас я сидела на кровати одна и слушала его томный голос с южной хрипотцой:
– Вот так, представь, что твои руки – мои…
– Тогда надо опустить их в морозилку, – не сдержалась я. Руки Стивена всегда холодные. – Сейчас, подожди, сбегаю на кухню.
– Ар-р-ри, – прорычал он в трубку, – мой член каменный и требует разрядки, раз ты отказалась приехать.
Я прикусила губу, едва сдерживая смех. Секс по телефону казался мне глупостью. Но воздержание для рок-звезды – пытка, и Стив постоянно об этом напоминал. Зато я не сомневалась в его верности.
Когда Рэтбоун часто задышал, усилив пульсацию между моих ног, я почти согласилась на глупый пошлый разговор.
– Два дня, Стив… И я вся твоя.
Ни за что ему не признаюсь, но я миллион раз пожалела о своем отказе приехать в Бисмарк. Я все та же Ари. Неуверенная, влюбленная. Думаю, а сколько красавиц вьются вокруг фронтмена Grape Dreams в долбаной Северной Дакоте? Они мечтают стать группи[7]. Я – первая фанатка, для которой нашлось место в сердце вокалиста. Но вдруг были другие?
– Ты спал с фанатками после нашего расставания?
– Спасибо, Ари, теперь мой член напоминает желе, – сухо ответил Рэтбоун. – Разговоры о нашем расставании – самой огромной моей ошибке – не возбуждают. Разговоры о других цыпочках тоже, к слову.
– «Цыпочках»? Фу, Стив. Откуда ты набрался словечек?
– Бен в ярких красках рассказывает о своих похождениях. – Стивен щелкнул зажигалкой. Он помолчал, прикуривая, и возмущенно добавил: – Кто мог подумать, мальчишка-барабанщик останется свободным ковбоем! Раньше ему ни черта не перепадало. Даже обидно, знаешь ли.
А мне обидно за Бена: стеснительный малый, он получал от участников группы снисхождение и насмешки.
– Джерад, мать его, спокоен, как буддийский монах! Асоль точно его приворожила.
Я сдавленно усмехнулась, когда Стивен упомянул гитариста. Самовлюбленный бабник точно не из тех, кто выберет «воздерживаться».
– Он и целибат? Смешно!
– Да, это так. Он верен Асоль.
Что происходит… Асоль летала
