Белая ворона (СИ) - Край Лилита
Возможно Кира не понимает всей боли матери после смерти отца, но и ей плохо было. Ребенком была. Ей хотелось любви и заботы. Теперь, это уже не важно. Мать и после смерти умудрилась забрать свободу, к которой так долго стремилась. Конечно девушка разговаривала с Севыриным, пытаясь убедить, что выплатит долг. Смеялся, успевая твердить, что он не ипотечная контора. Деньги сейчас нужны. Хорошо хоть выслушал. Что теперь остается? Правильно, смириться. Пока смириться. После, попытается сбежать или еще что. Будет решать проблемы по мере их поступления. У нее же все забрали. И документы, и деньги. Истерить и ныть не в ее характере. Разве это поможет? Вовсе нет.
— Может и нечем плакать, — хлюпнула носом блондиночка, — не могу остановиться. Стоит подумать, что ждет меня, паника накрывает.
— Почему ты здесь, напомни? — усмехнувшись обратилась к ней Кира.
— За долги естественно! — вспыхнула блондинка, — как и все!
— За чьи долги?
— За свои! Но у меня выбора не было, — пролепетала тихо.
Отвечать не стала. Выбор есть всегда. Но кто-то ищет легких путей, а кто-то босыми ногами по колючей проволоке идет. Смысл что-то ей доказывать? Девушка и сама все понимает. И если ей легче, пусть слюни пускает. Кира не жалела никого, как и себя впрочем. Если всех жалеть, сердца не хватит. На каждом шагу хреновая жизнь, и чаще всего все тянется с детства. На каждом углу толпы детей побирающихся, толпы притворяющихся инвалидов, не притворяющихся. Алкаши, бомжи. Низшие слои общества. Как не старайся, этот мир не изменить. Остается, быть не такой как все.
Порой так хочется всем помочь, — слышала как то Кира такую фразу от воспитателей в детском доме. Вот только половине эта помощь не нужна. Не потому, что им хорошо так жить, а потому, что иначе жить не умеют и не каждый сможет стать другим, если появится возможность. Но Кира все же видела тех, кому действительно эта помощь была необходима. Тоже хотелось помочь, да кто бы ей помог. Один толчок в другую жизнь! Протянутая рука помощи! Вцепится зубами и уже не отпустит шанс выбраться из болота. Тогда, она бы нашла способ помочь другим. Как минимум убрав часть притонов из города и парочку наркоторговцев. Куда вообще полиция смотрит? Мама как то сказала одну вещь и Кира хорошо это запомнила:
“В наше время просить помощи в полиции, равноценно молитве. Если помощь будет, то сродни чуду.”
Возможно, она была права. Но Кира считала, что добравшись в органы, дороги более открыты и руки развязаны будут. Жаль это наивные мечты, которые уже никогда не исполнятся. Она низший слой и выбраться из говна ей не дано. Девушка не сдается, просто временно остановилась. Кто-то вообще торгует наркотой с пеленок, а потом и телом начинают, ведь так в семье заведено было. Кому-то как ей, везло. Да, она считает все происходящее с ней везением. Могло быть и хуже. Ее никто не заставлял торговать, пить, колоться, и это единственное за что могла бы поблагодарить мать. Не замечала вроде дочь, но и обижать не позволяла. Может крупицы сознания оставались, напоминая, что мать должна защищать свое дитя?
Вот вторая девушка, на игле давно. Ей не помочь, да и не хочет она. Одногодка Киры, а выглядит как тридцатилетняя и спившаяся женщина. Что ждет ее?
Пойдет в расход, а потом сдохнет, — так Севырин сказал. Надеется, что хоть часть долга вернет ее продажей. Скорее всего, его слова пророческие. Кира не удивится, что таких как они, в этой комнате бывало немало, и они не последние.
Справедливость искать не приходится. Но было время, искала. Ребенок в ее душе еще жив и верит в сказки. Вот только реальность быстро возвращает на место. Она никто, чтобы кричать о прекращении жестокого обращении к детям, потому-что они не виноваты. Всем плевать. Никто, чтобы думать о ком-то, кроме себя. Ей бы выжить и остаться человеком. Совсем никто, чтобы изменить систему прогнившего мира. Слишком рано поняла всю суровость реальной жизни. Слишком умна, чтобы воевать за кого-то, кроме себя. Она никому не нужна, как и все люди этого мира. У каждого из нас, есть только мы сами. Помощи ждать не стоит. Чудес не бывает. Хочешь жить, помоги себе сам. Не можешь, значит не хочешь. Не имеешь возможностей, пытайся их найти. Но никогда не сдавайся, иначе никогда не будешь свободна. Этим живет последние годы и будет продолжать. Она не выбирала эту жизнь, но и другой у нее нет.
Можно долго копаться в прошлом, винить всех и вся, но это ничего не изменит. Тогда зачем? Лучше поесть перед отбором. Краем уха слышала, что трогать никто не будет. В специальной комнате за стеклом смотреть будут. Сутенерам внешность важна, молодость, девственность, а значит Кирочка ценный товар. С момента как попадаешь к Севырину, он каждую секунду напоминает, что теперь они себе не принадлежат. Нет прав, нет желаний, нет свободы. Не бьет и то хорошо, и амбалы не трогают. Товар нельзя портить. Страх все же таился, потому что неизвестно как будет в притоне.
— Ненавижу этого урода! Чтоб он сдох! — вновь за истерила блондинка.
— И так сдохнет, — хмыкнула Кира, — он конечно тварь, но никого не заставлял наркотой торговать. Сами бегут к нему, — усмехнулась облизнув пальцы, — все хотят легких денег. А легкие деньги — болото. Даже я это понимаю.
— Если такая умная, что тут делаешь?
— Родину и мать не выбирают, — выдала, непринужденно пожав плечами, — в ванную бы, тепленькую, — протянула мечтательно.
В приюте только душ был, и то чуть не по записи и раз в неделю. Нужно радоваться мелочам, раз счастье на голову не падает. А то, что в скором времени станет проституткой, конечно мириться не собирается. Что будет делать, понятия не имеет, но что-то будет. Дитя с израненной душой. В глубине этой самой души, Кира прекрасно понимает, что сегодняшний день станет решающим в ее жизни. Она станет шлюхой и это необратимый процесс. Заставят и спрашивать не будут. Наслышана. И если люди за стенами этого здания считают что такого не может быть, пусть так. Это есть и всегда было. Если родители своих детей продают, что спрашивать с других?
А пока, Кира будет ждать удобного случая свалить. Лучше не спорить на данный момент, так может цела останется. Возможно, в скором времени она сломается, подсядет на иглу как это делают многие, начнет пить и в какой-то момент умрет от передоза. Жить в аду легче, чем так. Но детская наивность не позволяет думать о таком будущем, закрываясь розовыми облачками от жестокого и несправедливого мира.
Дверь комнаты открылась, вошел тот-же, что прикатил прекрасный обед.
— Так, синеглазая на выход, — кивнул в сторону выхода и Кира не оборачиваясь вышла.
— Арс жалеет тебя, — дядечка усмехнулся, — говорит не продавал бы, но деньги нужны.
— Ага, знаю я его жалость, — фыркнула Кирюха, шагая по длинному коридору за амбалом, — было бы жаль, подождал пока деньги найду.
— Много хочешь, — остановился у двери, — скажи спасибо, что первая ванну примешь, наряд выберешь, — открыл дверь, — заходи, у тебя час, — почесал затылок и дополнил, — люди серьезные приехали, не будешь брыкаться получишь лучшее из худшего.
— Как мило, — приторно улыбнулась, — я так счастлива!
— Дурочка ты еще, — мужчина не рад таким выкрутасам шефа, но он и сам долг выплачивает. Лет так пятнадцать уже. По молодости набрал товара, его и обчистили. Не ему вякать, может и пристрелить. А у него дочь растет, ради нее живет.
— Это не мы такие, жизнь такая, — прошептала и вытолкнув мужчину, закрыла дверь.
Обычная комната. Диванчик, журнальный столик, шкаф, окно. Подошла, отодвинула плотную штору. Решетки и темная ночь. Не обед получается был, а ужин. Она во времени потерялась пока в той комнате сидела. Сколько дней прошло? Она спала, ела, снова спала. Даже в туалет было стыдно ходить. Унитаз чуть не посреди комнаты стоял, еще и камеры были. Осмотрелась. И тут камеры.
Боятся, — предположила Кира, — смотрят чтобы руки на себя не наложили. Ну уж нет, смерть в ее планы пока точно не входит.
Открыла шкаф. Платья для проституток, другого не дано. Вытащила менее блестящее, более длинное, темно-синее. Нижнее белье с бирками кучей свалены. Хорошо новое все, — размышляла, копошась в ящиках. Выбрала подходящее, схватила полотенце и потопала в ванную. Стянула джинсы и потрепанную футболку, волосы распустила. Пока вода в ванную набиралась в зеркало себя рассматривала. Красивая девушка, хоть и худая. Глаза папины. Она их не помнит, так мама говорила. А вот нос и губы мамины. Острые черты лица, высокий лоб, густые и черные волосы, пушистые реснички, светлая кожа. Все ее.
