Подарок коллекционера - М. Джеймс
Судя по его виду…в буквальном смысле.
— Джорджи, мы не можем продолжать это делать. — Я сажусь на подлокотник кресла, в которое он опустился, пытаясь дотянуться до его лица, чтобы получше рассмотреть его раны, но он отбрасывает мою руку.
— Перестань меня так называть.
— Это твое имя. — Я тянусь к его подбородку, но на этот раз он шлепает меня по руке сильнее, достаточно сильно, чтобы ужалить. Я инстинктивно отдергиваю ее, прижимая к себе, хотя на самом деле он не причинил мне боли. Это скорее шок, мой брат никогда не был груб со мной, даже в детстве. Он всегда был более тихим, застенчивым, тем, кто пропускал занятия спортом, чтобы сосредоточиться на учебе в школе.
— Меня зовут Джордж. — Он отводит от меня взгляд. — Я больше не маленький мальчик, Ноэль.
— Джордж был нашим отцом. Ты всегда был Джорджи для меня. Ты думаешь, это прекратится только потому, что он мертв, и ты думаешь, что теперь ты почти мужчина? — На этот раз я хватаю его за подбородок сильнее, поворачивая лицо к свету. Синяки и окровавленная губа хуже, чем я думала. Его лицо уже распухло. — Есть ли еще травмы? Они сильно тебя избили? — Я наклоняюсь вперед, тянусь к его рубашке, чтобы задрать ее, чтобы мне было видно, но мой брат встает так резко, что я чуть не падаю на его пустое сиденье, сердито глядя на меня в свете лампы, когда он отступает.
— Я не хочу об этом говорить! Это несправедливо, это были долги отца, а не наши. Как они смеют преследовать нас, как будто мы какие-то, какие-то…
Он отворачивается, и боль в моей груди только усиливается. Если бы мы поменялись возрастами, Джорджи мог бы быть для меня Джорджем, старшим братом, который присматривал за мной и защищал меня. Но мне было четыре, когда он родился, поздний ребенок после того, как наши родители отказались от прерывания беременности, и я всю свою жизнь присматривала за ним, будучи его старшей сестрой. Даже несмотря на то, что он превосходил меня почти во всем, с возрастом становился умнее, забавнее и даже привлекательнее, я все равно преданно любила его. Я не хотела поступать в университет, вместо этого я решила остаться дома и работать. Наша мать умерла, когда мне было четырнадцать, а Джорджи десять. К тому времени, когда я сдала экзамены и могла уехать, наш отец так глубоко погрузился в алкоголизм, что я чувствовала себя обязанной остаться и заботиться о нем и Джорджи, которому к тому времени исполнилось четырнадцать.
Сейчас ему шестнадцать, а мне двадцать, и я нужна ему больше, чем когда-либо. Я не заметила, насколько глубоко было горе нашего отца, что он обратился к азартным играм и выпивке, чтобы справиться с ним, но то, чего мне не хватало тогда, я полна решимости не упускать сейчас. Я полна решимости защитить Джорджи и обеспечить его безопасность. Я не хочу ненавидеть нашего отца. Но трудно не злиться, глядя на лицо моего любимого брата. Он никогда не был бойцом. И я не могу позволить, чтобы это случилось с ним снова.
— Что случилось? — Тихо спрашиваю я. — Где они тебя нашли?
— Вне школы, типа хулиганы. — Джорджи по-прежнему не смотрит на меня, прячась от света. — Они сказали, что мне нужно придумать способ заплатить, и им все равно, как. Или они найдут тебя следующей. — Когда он смотрит на меня, я вижу, что его глаза блестят, и он выглядит намного моложе своих шестнадцати лет. Мой младший братик. И волна злобных эмоций, захлестывающая меня, настолько сильна, что я знаю, что мне нужно делать.
Мысль о том, чтобы встретиться лицом к лицу с этими людьми, приводит меня в ужас, но я его старшая сестра. Моя работа — защищать его. Чтобы защитить то, что осталось от нашей семьи.
— Позволь мне помочь тебе обработать раны, — мягко говорю я, вставая и пересекая комнату туда, где он стоит в тени. — Тебе не нужно делать это самому. А потом я…я разберусь с этим.
— Как? — Часть прежней бравады Джорджи ускользает, и я слышу легкую дрожь в его голосе, страх, с которым мы жили ежедневно с тех пор, как умер наш отец. Хватит ли у нас еды на этой неделе? Будет ли гореть свет? Будет ли газ для приготовления пищи? Не задержим ли арендную плату?
— Я найду способ, — обещаю я ему, моя рука на его спине, когда я веду его к маленькой ванной, единственной в нашей квартире с тремя спальнями. В одну из наших спален, я больше не могу заходить. Для меня там все еще пахнет нашим отцом, но не тем отцом, которого я помню с детства, от которого пахло сигарным дымом, выхлопными газами и бензином. Там все пахнет им, но уже тошнотворным, изнуряющим запахом.
Запахом смерти.
Меня тошнит от одной мысли об этом.
— Ты не можешь, Ноэль, — протестует он, садясь на край унитаза, сдаваясь и позволяя мне вытащить полупустую аптечку первой помощи из-под раковины. — У нас ничего не осталось. Нам едва хватает на еду на неделю если то, что мы покупаем в бакалейной лавке, можно назвать едой.
Отбивные из говядины, хлеб для тостов, полдюжины яиц, немного лапши и соус. Это, конечно, немного, и у меня болит живот при одной мысли об этом. Я даю Джорджи столько еды, сколько могу, не моря нас голодом. Сейчас часто бывают ночи, когда я мечтаю о полноценной английской запеканке, или ужине с жарким карри навынос, или даже шашлыками от уличного торговца, у которого мы ели, когда были детьми.
До того, как умерла наша мать. До того, как ушел из жизни наш отец.
— Я это исправлю, — снова обещаю я ему, и я серьезно имею ввиду именно это. Но когда я думаю о том, что нужно для этого самого исправления, гложущий ужас в глубине моего живота напоминает мне, что я тоже не знаю, что делать.
* * *
Возможно, я и не была гением в школе, скорее из-за неспособности сосредоточиться на скучных предметах, которые нам преподавали, чем из-за реальной нехватки интеллекта, но мне не требуется много усилий, чтобы понять, где я могу найти должников моего отца. Я заставляю себя зайти в его комнату, задерживаю дыхание, пока, наконец, не выдыхаю, все в спешке, немного головокружительно. На самом деле здесь относительно чисто. Теперь от кровати остался только матрас, без простыней и подушек, которыми она была застелена, когда он был жив. Теперь они убраны в мусорное ведро, пустая кровать выглядит еще более голой и застывшей из-за того, что она окружена обломками