Запретные навсегда - М. Джеймс
Мои ноги двигаются без моего приказа, мир вокруг меня замедляется, когда я врываюсь в комнату, подбегая к Максу. Сейчас это настоящий кошмар, из тех, когда ты должен куда-то добраться, но твои ноги отягощены, когда ты не можешь бежать, когда мир движется так медленно, что невозможно добраться туда вовремя.
Сегодня вечером Макс был одет в кремовую рубашку под темно-серый костюм, один из немногих случаев, когда я видела его не в черном, а в чем-то другом. Я смотрю, как на нем расцветает кровь, когда комнату наполняет звук выстрела, толпа кричит и отшатывается, когда Макс падает на колени рядом с телом в красном платье, его лицо потрясенное и бледное.
Я подхожу к нему как раз в тот момент, когда он рушится на пол, бросаюсь рядом с ним, кладу руки ему на щеки. Я вижу сейчас лицо, прикрепленное к телу, женщину в красном платье.
Адриана Кашиани.
Женщина, с которой ему суждено было обручиться сегодня вечером.
— Нет, — шепчу я, мое сердцебиение отдается в голове, заглушая все остальное. — Нет, Макс! Нет, ты меня слышишь? Ты не можешь умереть рядом с ней. Я прижимаюсь к нему спереди, глажу его волосы, его лицо, чувствуя, как он слабо тянется ко мне и терпит неудачу. — Ты должен был умереть в следующем томе, через пятьдесят лет, когда мы оба будем старыми и седыми. Ты меня понимаешь? Вот как все должно было быть. Мне все равно, что ты сказал раньше. Вот какими мы должны были быть в конце пути.
Я думала, что во мне совсем не осталось слез, но теперь они текут по моему лицу, капая на лицо Макса. Его губы приоткрываются, карие глаза расширяются от шока и боли, но, кажется, он не может издать ни звука.
— Пожалуйста, — шепчу я, мое слово вырывается сдавленным из-за слез. — Последнее, что ты когда-либо скажешь мне, не может быть прощанием. Пожалуйста. Пожалуйста, Макс, пожалуйста…
Я чувствую руки на своих плечах, тянущие меня назад, и я кричу. Это звериный звук, отчаянный и испуганный, мои руки цепляются за Макса, но я недостаточно сильна. Я не вижу, дышит ли он еще, когда меня оттаскивают назад, осталось ли в его широко открытых глазах хоть что-то видящее. Я даже не вижу, кто меня оттаскивает, пока я бьюсь в их хватке, отчаянно желая вернуться к мужчине, которого люблю, убедиться, что последнее, что он видит, это я, а не женщина, которая чуть не украла его у меня.
Я не должна ненавидеть того, кто мертв, но я ненавижу. Я ненавижу ее за то, что из-за нее вообще случилась эта вечеринка, за то, что она была последним человеком, слышавшим голос Макса, за то, что из-за нее он сейчас истекает кровью на полу, потому что я абсолютно уверена, что седовласый мужчина, застреливший Макса, имеет к ней какое-то отношение, что все это как-то связано.
— Нет! — Кричу я это снова и снова, мои каблуки цепляются за дерево, одна туфля срывается, когда меня перекидывают через плечо, кулаки бьют по спине, которую я не узнаю, мускулистые руки, которых я никогда раньше не чувствовала, удерживают меня. Я вижу, как толпа смыкается вокруг Макса и Адрианы, и мое горло уже саднит от криков, голова болит так, словно вот-вот лопнет, но я не могу остановиться.
— Заткни ее, — слышу я рычащий голос позади себя, слова прорываются сквозь мой страх и панику, и я начинаю биться сильнее, пытаясь вырваться.
Только не снова, только не снова, только не снова! Слова проносятся у меня в голове, вытесняя любую логику, любую рациональную мысль. Все, что я чувствую, это ужас, напоминающий мне о том, каково это, быть схваченной, удерживаемой, запертой в клетке, и я не думаю, что смогу вынести это снова.
Особенно в мире, где Макса больше нет.
Шаги обступают мужчину, который перекидывает меня через плечо. Я вижу черные кожаные туфли и темные, тщательно отглаженные брюки. Чья-то рука ложится мне на затылок, когда я пытаюсь поднять голову, чтобы увидеть, кто это, он высокий и сильный, а затем я вижу другую руку со шприцем в ней. Игла блестит на свету, на конце поблескивает капелька жидкости, и крик, который вырывается из меня, не похож ни на что, что я когда-либо слышала. Он вырывается из моего горла, принося боль и привкус крови, и я вырываюсь из хватки сжимающей меня руки, сильно пиная.
— К черту это дерьмо. — Мужчина, держащий меня, внезапно замахивается на меня, швыряя на пол. Мой затылок ударяется о дерево, комната плывет передо мной, тошнотворный водоворот цветов и света, когда я вижу размытые очертания человека с иглой, стоящего на коленях рядом со мной. Жесткая подошва ботинка давит мне на горло, и я стону от боли. — Тебе не следовало так яростно сопротивляться, mia bella, — произносит спокойный голос, который, мне кажется, я узнаю. Но я не могу быть уверена. Я больше ни в чем не могу быть уверена. Все произошло так быстро, минуты, которые растянулись, кажется, в вечность. Когда игла вонзается мне в горло, я ловлю себя на мысли, что надеюсь, что это яд, что это нечто, предназначенное убить меня, положить конец всему этому.
Я больше не могу выносить ни боли, ни страха. Я не могу жить в мире без Макса. И я чувствую, с сокрушительной уверенностью, когда тьма надвигается, чтобы забрать меня, что он ушел.
Я никогда больше не увижу мужчину, которого люблю.
2
МАКС
Я никогда не испытывал такой боли. Я думал, что испытывал. Однажды в детстве я сломал ногу, и эта памятная боль сохранилась во взрослой жизни, в дождливые или холодные дни, напоминая мне о жгучей боли, которая, казалось, разлилась жидкостью по моим венам. Я почувствовал, как пуля скользнула по плоти моей руки, оставляя за собой огонь. Ничто и никогда не могло сравниться с ощущением, когда пуля Эдо Кашиани вошла мне в живот, и с последствиями. Вся последовательность событий кажется гребаным кошмаром, с того момента, как я оставил Сашу, и по сей день.
Я люблю тебя, Саша. Мне нужно, чтобы ты поверила, что это для тебя. Чтобы обезопасить тебя. Что это то, что я должен делать, а
