Порция красивого яда - Келси Клейтон
И мне знакомо чувство, когда тебя бросают.
Позвольте мне сказать вам, что это ад.
— Привет, мам, — приветствую я ее.
Она загорается, когда видит меня, как и всегда. — Хейс! Мой малыш.
Я подхожу к ее кровати и целую ее в лоб. — Как ты себя чувствуешь?
— О, ты знаешь. Немного этого, немного того.
Она хорошо это разыгрывает, весь этот спектакль «Я в полном порядке, и тебе не нужно беспокоиться», но я знаю ее достаточно хорошо, чтобы видеть это насквозь. Хватая стул и придвигая его к кровати, я сажусь и беру ее руку в свою.
— Мама, — говорю я мягко. — Мне нужно, чтобы ты сказала мне, чего ты хочешь.
— Хейс, — скулит она, пытаясь выдернуть руку, но я ей не позволяю.
— Я серьезно. Не беспокойся ни обо мне, ни о Девин.
Она бросает на меня взгляд, который может убить меня. — Я всегда беспокоюсь о тебе и Девин.
Я усмехаюсь. — Да, Гладиатор, я знаю. Но прямо сейчас мне нужно знать, чего ты хочешь. Ты хочешь продолжать бороться с этим? Продолжать проходить лечение и сканирование? Потому что, если это то, чего ты хочешь, я это сделаю. Я буду продолжать забирать тебя и отвозить на каждую встречу. Я научился сворачивать для тебя косяк — что, кстати, очень хреново говорить.
Она смеется, и я знаю, что настанет время, когда я буду скучать по этому звуку.
Улыбаясь ей, я медленно выдыхаю и позволяю ухмылке сойти с моего лица, прежде чем произнести слова, которые причинят мне боль в миллион раз больше, чем ей. — Но, если ты хочешь просто остановиться и насладиться временем, которое у тебя осталось, это тоже нормально. Я пойму. Ты потратила свою жизнь, надрывая задницу ради нас. Вряд ли будет преувеличением сказать, что ты заслуживаешь отдыха.
Слеза скатывается по ее щеке, и я осторожно вытираю ее. Моя мама издает влажный смешок и делает то же самое для меня. Я даже не знал, что плачу. Но опять же, за последний год я сосредоточил все свое внимание на том, чтобы сделать ее счастье моим главным приоритетом.
Моего собственного даже нет в списке.
— Кто будет присматривать за тобой и Девин? — спрашивает она.
— У Девин есть я. Не беспокойся о ней.
Другая ее рука ложится на мою, которая держит ее. — Да, но кто будет беспокоиться о тебе?
В голове мелькают образы Лейкин, и я тут же отгоняю их. Когда она ушла, я не знал, что с собой делать. И рядом со мной была моя мама. Но она не знает, что часть меня винит себя в том, что рак был обнаружен так поздно.
Она была медсестрой. Она знала предупреждающие знаки подобных вещей. Но она была так озабочена заботой обо мне, что пренебрегала собой. И я был слишком погружен в собственное дерьмо, чтобы заметить, что что-то не так.
— Со мной все будет хорошо, — говорю я ей.
Она закатила глаза. — Пожалуйста. Я женщина. Мы, по сути, изменили определение слова «хорошо». Никому не бывает хорошо, когда он так говорит.
Ладно, может быть, она и права. Но я не настолько эгоистичен, чтобы заставлять ее проходить через новые муки ради моего счастья.
— Мама, — говорю я. — Все в порядке. Чем ты хочешь заняться?
Ее грудь опускается, когда она выпускает воздух из легких. — Я хочу увидеть восход солнца на пляже. И я хочу поужинать со своими детьми. И я хочу с нетерпением ждать следующего дня и не беспокоиться о том, что меня будет слишком тошнить, чтобы удержать в себе обед.
Вот оно. Я сдерживаю все эмоции, которые захлестывают меня при звуке ее слов. Если и есть время, когда мне нужно убедить ее, что со мной все в порядке, то это сейчас. И она выглядит напуганной, пока я не заставляю себя тепло улыбнуться.
— Хорошо, — соглашаюсь я. — Я подпишу документы. С сегодняшнего дня ты сможешь отдыхать без забот.
В ее глазах облегчение. Такое, какое можно увидеть у маленького ребенка, когда его наконец-то успокаивает мама. Это тот момент, когда они знают, что все будет хорошо. Они в безопасности. Им тепло. Они защищены.
И теперь я должен подписать бумагу, которая означает, что все это скоро закончится для меня, ради того, чтобы подарить это ей.
— Я люблю тебя, Хейс, — говорит она. — Я так сильно тебя люблю.
Я встаю и целую ее в лоб еще раз. — Я тоже тебя люблю, мама.
Как только я выхожу из ее комнаты, мне нужно ухватиться за перила, прислоненные к стене, для опоры. Когда я проснулся сегодня утром, я знал, что эта встреча будет трудной. Не нужно быть специалистом по ракетостроению, чтобы понять, к чему все это приведет. Для радостных новостей обычно не требуется конференц-зал. Но невозможно психологически подготовиться к тому, что придется подписывать документ, официально прекращающий все жизненно важные виды лечения для женщины, которая тебя вырастила.
Женщина, которая любила тебя, даже когда ты не чувствовал себя достойным этого.
Женщина, которая помогла тебе собрать осколки твоей разбитой жизни. Несколько раз.
Нет никакого способа пройти через это без того, чтобы это полностью не разорвало тебя на части.
Доктор Чен успокаивающе кладет руку мне на плечо, пока я ставлю подпись и инициалы во всех необходимых местах. Если честно, это очень похоже на поражение, но это не моя битва — как бы мне этого ни хотелось. После того как я закончил, нотариус ставит печать и возвращает мне водительское удостоверение.
— Существуют различные уровни ухода, — говорит представитель хосписа. — Я оставлю вам эти документы. Я выделила тот вариант, который, по моему мнению, подходит ей больше всего, но просмотрите это и дайте мне знать.
Я качаю головой. — Нет необходимости. Просто делайте все, чтобы ей было максимально комфортно.
Она и директор обмениваются взглядами, но объясняет именно он. — Мистер Уайлдер, каждый уровень медицинской помощи имеет определенную ценовую категорию. И ее страховка не будет покрывать его после тридцати дней.
Конечно, этого не будет. — Я понимаю, но мой ответ остается прежним. Ее комфорт — это то, что сейчас для меня важнее всего. Делайте то, что нужно.
Они оба кивают. Вопрос,
