История черного лебедя - К. Л. Крейг
Раньше мне нравилось это прозвище… теперь же я его ненавижу. Каждый раз, когда Киллиан произносит его, это слово напоминает мне о том, как мужчина относится ко мне.
— Брось ее, — требую я. — Скажи, что оставишь ее, и я не выйду за него.
Лицо мужчины искажается. Он закрывает глаза и тяжело опускает голову. И всегда отвечает мне тем же.
Он здесь не ради тебя, Маверик. И никогда не будет.
Вырываюсь из хватки Киллиана, отталкивая его. Сэндвич, который я съела час назад, грозит вырваться наружу.
— Убирайся, — задыхаюсь я, тыча пальцем в сторону двери.
Мужчина расправляет широкие плечи и выпрямляется во весь рост.
— Ведешь себя безрассудно и по-детски. Ты его даже не любишь.
— Пошел нах*й. Ты ни хрена не знаешь, — Киллиан ненавидит, когда я ругаюсь. Говорит, что это «не по-женски». Ну и черт с ним — с ним и его гребаным белым конем, на котором тот прискакал. «Нах*й» теперь мое любимое слово.
— Маверик…
— Не стоит, — шепчу я, готовая сорваться, хотя поклялась себе, что никогда больше не сделаю этого в его присутствии. — Если ты здесь не за тем, чтобы, наконец, признать, что женился не на той сестре, тогда проваливай.
— Подожди. Это все, о чем я прошу.
— Подождать? Чего, Киллиан? Пока ты отрастишь яйца, которые Джилли отрезала и засунула под подушку? Подождать, когда ты решишься сказать ей, что знаешь, какова я там на вкус, или что не можешь забыть о том, что кончил как никогда в жизни, когда я трахала тебя? Подождать, когда ты решишь признаться, что все, о чем можешь думать, это секс со мной, и что ты не можешь вынести даже ее вида в своей постели? Подождать, пока ее не собьет машина, чтобы ты мог быть со мной? Скажи мне… чего именно я должна ждать?
— Ты груба и раздражительна.
Мои глаза следят за его скрещенными руками. Ненавижу себя за то, что чувствую жар внизу, зная, как ощущается каждый мускул под этим смокингом. Каково его тело на вкус.
— Что ж… Видимо, критические дни виноваты в моих бешенстве и злобе.
Его чисто выбритая челюсть сжимается, а взгляд становится жестким. Он умоляет меня не выходить замуж за его брата, но это все, чего я достойна. Извинения, пустые обещания и никаких обязательств. Ничего. Как всегда.
Волна невероятной, почти изнуряющей горечи захлестывает меня, угрожая утопить в вечной печали от перспективы прожить жизнь без этого мужчины.
Я не понимаю. Не понимаю, как мы оказались здесь… в этом самом моменте. Не знаю, где «отвалились колеса» у судьбы, изменив наш курс, или почему он просто не признает, что совершил ошибку, женившись на ком-то, кто обращается с ним как с ничтожеством.
Киллиан Шепард любит меня. Всегда любил, и это не навязчивое желание сумасшедшей женщины, подпитываемое своим же собственным психическим заболеванием. Это правда. Всегда было правдой. Из-за чего его фарс, называемый браком с моей сестрой, смотрится еще более нелепо. У нее, должно быть, золотая вагина и способность изменять сознание. Наверняка. Я не встречала ведьмы сильнее, чем моя сестра Джиллиан.
— Тебе нужно уйти, — прежде чем я упаду на колени и выставлю себя еще большей дурой, чем сейчас.
Киллиан открывает рот, чтобы, несомненно, попробовать новую тактику, лишь бы заставить меня передумать, но голос моего отца звучит у него за спиной.
— Шеп, вот ты где. Тебе пора вернуться к парням.
Никто из нас не двигается. Я чувствую себя замерзшей, мертвой. Пустой.
— Готова, Сердечко?
Внутренне содрогаюсь, вспоминая, как звал меня отец в детстве. Ирония в том, что он назвал меня мальчишеским именем, при этом постоянно пытаясь превратить меня в леди. Безнадежное дело. Мне хочется, чтобы мой отец просто от меня отстал.
— Да, папа, — спокойно отвечаю я, не сводя глаз с Киллиана.
«Не дай этому случиться», — умоляют они.
«Не заставляй меня выбирать», — читается в его взгляде.
«Пошел ты», — говорю я беззвучно. — «Пошел ты со своей неуместной честью».
Обращаю внимание на папину голову, выглядывающую из-за широкого тела Киллиана.
— Давай, милая, церемония скоро начнется, — как удачно. Я не смогла бы поставить более грустный спектакль, не будь он написан по моему сценарию. Ловлю радостные глаза отца, испещренные глубокими морщинами и обожанием, и улыбаюсь так ярко, как только могу, позволяя себе скорбеть внутри.
Затем обхожу Киллиана Шепарда, беру отца за руку и оставляю любимого мужчину позади, гадая, как можно разлюбить одного и полюбить другого. Я пыталась сделать это годами, но так до сих пор и не смогла.
Глава 1
Настоящее
Маверик
Я не могу дышать.
Буквально.
Здесь нет воздуха.
Пытаюсь дышать глубже, но это бесполезно. Все, что слышу — жалкое сопение и звук моего будущего, разбивающегося на куски.
Взгляд застилает тёмная пелена. Словно меня затягивает в черную дыру.
Я склоняю голову между раздвинутых ног в попытке приблизиться к полу, и молюсь, чтобы благословенная тьма наконец-то забрала меня. Это мое желание. Если он умрет, я тоже не хочу жить.
Боже.
Этого не может быть. Почему так происходит? Почему врачи не выходят? Прошло уже шесть часов.
Это ведь плохо, да?
Слабое жужжание наполняет мою голову, с каждой секундой становясь все громче.
«Ты это заслужила, Мавс», — сладко шепчет мне кто-то на ухо.
Карма — злобная сука. Ее приторный тенор прорезает непрерывный звон.
«Все из-за тебя. Ты это заслужила».
Заслужила?
Не знаю. Может быть. Вероятно, это единственный способ искупить прошлые грехи. Потерять единственного человека, который мне дорог. Начинаю безудержно рыдать, моя поза приглушает стенания.
— Маверик, успокойся, — сурово говорит мужчина рядом со мной. Он тянется к моей руке, но его прикосновение обжигает. Я отскакиваю с шипением, как раненное животное, готовое напасть.
— Эй, — говорит мужчина мягче. Ласковый, успокаивающий голос, который я слышала всю свою жизнь, громко отражается от четырех белых стен, что сдерживают хаос, страдания и разрушенные жизни. Звучит так, будто мне в уши вбивают гвозди. — Все будет в порядке. С ним все будет хорошо.
Хорошо?
Хорошо, бл*дь?
В него стреляли! Какой-то псих выстрелил в него на работе, а он говорит мне своим жутким спокойным голосом, что все будет хорошо. Как будто мне десять лет, и моя песчанка (прим. грызун) только что умерла.
Ненавижу его. Ненавижу, что он здесь, говорит, дышит, живет, а человек, которого я люблю больше всего на свете, борется, чтобы вернуться ко мне.
— Просто дыши. Медленно. А то ты сейчас упадешь в обморок.
Его рука опускается мне
