Принуждение (ЛП) - Райт Кэндис

— Пожалуйста, пожалуйста, ты должен что-то сделать. Ты должен остановить его, — умоляет меня Эбигейл.

Я сажусь на корточки перед ней и смотрю на ее заплаканное лицо: — Итак, зачем мне это делать?

— Он не причинил мне вреда, — всхлипывает она, по ее лицу текут сопли и слезы вместе с каплями крови ее матери.

— Я сказала ему, что мне девятнадцать. Он не знал, — шепчет она.

— Похоже, из-за твоей лжи продолжают убивать людей, не так ли, Эбигейл? Ты знаешь, сколько людей я слышал сегодня вечером, умоляющих сохранить им жизнь или жизни их близких, чтобы их пощадили? Слишком многих, и все это было сделано во имя твоей чести. Чести, которой у тебя нет.

Ей нечего на это сказать. Я встаю и позволяю ей сидеть, плача у моих ног, пока она обдумывает мои слова. Через несколько минут появляется Джим, волоча за собой растерянного Льюиса.

В ту же секунду, как мой отец видит его, он хватает парня за горло и прижимает к стене.

— Ты посмел трахнуть мою дочь! — рычит он, когда глаза Льюиса расширяются, и на его лице появляется понимание.

У него нет шанса, чтобы оправдаться. Мой отец отпускает его, прежде чем схватить пистолет со стола, где он его оставил, и выпускает в него оставшиеся пули. Его тело дергается и извивается, как у куклы-марионетки, прежде чем упасть на пол. Крики Эбигейл — единственное, что я слышу после оглушительных звуков стрельбы.

— Заткнись, или, да поможет мне Бог, следующая пуля будет твоей. — Мой отец насмехается над Эбигейл, которая достаточно умна, чтобы понимать, что он имеет в виду каждое слово.

Он разворачивается и выбегает из комнаты, Джим следует за ним по пятам и ждет инструкций о том, что делать дальше.

Я снова сажусь на корточки перед Эбигейл и мягко беру ее за подбородок, запрокидывая ее голову, чтобы заглянуть в глаза. Я вижу момент, когда она осознает, что ее самый страшный кошмар превращается в реальность.

— Действия имеют последствия, Эбби. Ты достаточно взрослая, чтобы знать это. Ты не его дочь и не моя сестра по крови, так что тот факт, что ты сейчас жива, свидетельствует о том, как сильно старик любил тебя. Но теперь все будет иначе. Вот что происходит, когда ты играешь со взрослыми. Приведи себя в порядок и доешь ужин ради своего отца.

Я встаю и разглаживаю лацканы своего пиджака, прежде чем выйти из кухни и подняться по лестнице в кабинет отца.

— Ты, должно быть, издеваешься надо мной! — я слышу его сердитый голос, когда Джим пытается успокоить его.

Ускорив шаг, я стучу в его дверь один раз, прежде чем открыть ее, чтобы увидеть, как он стоит у окна, запустив руки в волосы, его обычное самообладание пропало.

— Покажи ему, — приказывает он Джиму, который кивает, берет со стола свой мобильный телефон и протягивает его мне, показывая фотографию.

Это место кровавой бойни, с которого мы ушли сегодня утром. Кровь, тела, смерть всех тех людей, которые, в конце концов, были напрасны. Разница между прошлым и настоящим заключается в фигуре, стоящей посреди обломков и выглядящей как ангел посреди ада.

Маленькая девочка, которой не больше пяти или шести лет, стоит посреди братской могилы как привидение. Одетая в белое платье подружки невесты, пропитанное кровью, она смотрит на меня через экран, словно может увидеть, отчего волосы у меня на руках встают дыбом.

— Кто она? — я спрашиваю спокойно, но мои глаза не отрываются от образа маленькой девочки, ее испуганное выражение лица врезается мне в память.

— Эмма Уолш, младшая дочь Шона, — отвечает Джим, когда я отправляю фотографию на свой телефон и возвращаю ему.

— Я думал, что его младший был мальчиком.

— Джейми восемнадцать лет, и он младший, но шестилетняя Эмма — незаконнорожденный отпрыск его любовницы Луизы, которая умерла четыре месяца назад. С тех пор она живет у Уолшей, — со вздохом признается Джим.

— Это гребаный беспорядок, — стонет мой отец, отворачиваясь от окна, чтобы посмотреть на Джима. — Отправь Эбигейл к моей сестре в Шотландию. Она может оставаться там до рождения ребенка, тогда его можно будет отдать на усыновление. Я хочу, чтобы к этому времени был подыскан муж.

— Три года — это долгий срок для мужчины, чтобы ждать. Ты планируешь держать ее в Шотландии, пока ей не исполнится восемнадцать и она не вступит в законный брак?

— Ее мать умерла, что делает меня ее законным опекуном. С моего разрешения она может выйти замуж в шестнадцать. Ее муж может делать с ней все, что захочет. Если я еще раз увижу ее, то убью.

Переведя на меня усталый взгляд, он стискивает зубы: — Найди девочку и закончи работу. Последнее, что мы можем себе сейчас позволить, это гребаный свидетель.

— Она не просто свидетель, она единственная наследница трона Уолша, — отмечает Джим.

— И единственный человек, способный нас уничтожить. Либо она, либо мы, — мой отец вздыхает.

Видите ли, у каждого действия есть последствия. С таким количеством крови на моих руках это действительно не должно иметь значения, но когда я достаю свой телефон из кармана и смотрю на экран, я знаю, что это ложь.

Я убью ее, но это может означать и мою смерть тоже.

ГЛАВА 1

— Убирайся с дороги, блядь! — лысеющий мудак с печальной прической в машине позади меня кричит из окна, нажимая на клаксон.

— Конечно, почему я об этом не подумала? — я бормочу себе под нос, пытаясь завести двигатель, но ничего не получается. Даже жалобного писка, чтобы сообщить мне, что она все еще жива.

Когда этот мудак нажимает на клаксон, я хлопаю по рулю и ругаюсь, как моя ирландская бабушка. Дерзкая и бесстрашная до самой смерти, я была названа в честь моего любимого члена семьи, но я не унаследовала ни капли ее уверенности. Помимо моих буйных волос цвета меда и способности обгореть на солнце в середине ноября, единственное, что я унаследовала от своей бабушки, — это способность пить виски как воду, не пьянея, и это не то, что я могу добавить к своему резюме.

Я опускаю окно. Оно протестующе визжит, и я машу ему рукой, не обращая внимания на то, как он называет меня разными именами и предлагает, что мне с собой делать. Некоторые из которых, я не думаю, что анатомически возможны.

Я перебираюсь через центральную консоль на пассажирское сиденье и вылезаю из двери. Люди, которые теперь едут вокруг меня, смотрят на меня с разным выражением гнева и жалости. Они, вероятно, думают, что я делаю это из соображений безопасности, чтобы меня не сбила проносящаяся мимо машина, но правда в том, что дверь со стороны водителя больше не открывается.

Вздохнув, я напоминаю себе, что всегда могло быть хуже. Я хватаю свою сумку и направляюсь к травянистой насыпи рядом с дорогой.

Я роюсь в своей сумке, пока не нахожу свой мобильник и вытаскиваю его с победной улыбкой, которая быстро исчезает, когда я понимаю, что он разрядился.

— Ну, конечно. Если я скажу, что могло быть еще хуже, ты собираешься поразить меня молнией? — спрашиваю я, вглядываясь в небо. Я уверена, что у человека наверху есть более серьезные причины для беспокойства, такие как голод и война, но было бы неплохо иногда сделать перерыв.

Звук замедляющегося двигателя заставляет меня оглянуться через плечо на блестящую черную машину, подъезжающую прямо за моей.

Я быстро натягиваю улыбку на лицо, прикидывая план побега, если понадобится. Я не из тех людей, которых легко заманить в ложное чувство безопасности с помощью дорогой машины и броской одежды.

Я слишком много повидала, чтобы поверить, что чей-то почтовый индекс определяет исключительно вероятность того, что он станет преступником. Зло с такой же вероятностью может носить костюм и часы "Ролекс", как и грязные джинсы и избиение жены. Черная слизь злонамеренности присутствует во всех сферах жизни. От сутенеров, пробующих девушек, которых они накачивают наркотиками, а в итоге накачивают спермой, до людей с раздутым эго и толстыми кошельками, покупающих свою невиновность у каждого из присяжных.