Нам нельзя. Петля судьбы (СИ) - Драгам Аля

Чисто на инстинкте, как брат мелкой сестры, выдергиваю иглу с пробиркой и бросаюсь к блондиночке, чтобы подержать. Ей тут же суют под нос ватку с резким запахом, и она открывает глаза.

Внимательно изучает меня серыми льдинками. Могу поклясться — её радужка настолько чиста, что нет ни единого вкрапления посторонних оттенков. Чисто серый жемчуг.

— Женя! Женя, всё в порядке?

Не люблю фамильярности, но на всякий случай отвечаю, что да. Из вены капает кровь, пачкая наши халаты, только я все равно отмахиваюсь от помощи, пока девочка не выпрямляет спину и не занимает прежнее выражение.

— Женя, напугала!

Ясно, понятно. Значит, первый вопрос адресовался не мне. Довольно забавно встретить тёзку в первый же день.

— Спасибо! — Доносится тихий шёпот из-под маски.

— Зови, если снова решишь полетать! — Шутка вырывается сама собой, я не планировал так отвечать. Но девочке Жене заходит. Она явно улыбается: выражение глаз сменяется на тёплое и обволакивает.

Я засматриваюсь и не с первого раза реагирую на свою фамилию. Мне следует вернуться на место и закончить сдачу материала, потому что врач, взявшийся за лечение, уже ждет.

Получаю тугую фиксирующую повязку, неодобрительное качание головой и бубнёж, что «так не положено». Кем не положено помогать девочкам? Если ты мужчина, то в твоей крови на уровне генов должны передаваться такие качества.

Процедурку я покидаю раньше, чем незнакомка Женя. Жаль. Мне бы хотелось с ней пообщаться. Коридор снова пустой — такое чувство, что здесь никого нет, хотя это не так. Попасть в эту клинику на самом деле маленькое чудо, потому врачи творят невозможное.

Я невозможного не жду и, признаюсь честно, скептически усмехаюсь, когда молодой кандидат наук (успел прочитать на табличке) выдает мне на руки дубль дополнительных обследований для прохождения в ближайшее время.

Вот оно — то, из-за чего я не хотел ехать. В том числе, из-за постоянных дерганий, постоянного изучения. Лучше уж оставшееся время провести с близкими людьми, друзьями, чем тратить его на одиночество и нескончаемую вереницу пробирок и таблеток.

4

POV Евгения

— Илюш, плииииз, — прошу брата, который неодобрительно качает головой. Моя затея с картами ему не нравится. Ему вообще не нравится то, что я напрягаю голову и зрение, мол, хватит и учёбы.

Но…

— Я по чуть-чуть, обещаю.

Подхожу к застывшей у окна фигуре и обнимаю со спины. Знаю же, что сдастся. Потому что всегда сдаётся.

— В выходные родители приедут, — делая вид, что не замечает, как я подлизываюсь. — Давай в этот раз без фокусов, Жень? Мать еле отошла.

— Хорошо. Но…

— В обмен на твою просьбу. Не надо с ними так, малышка. Им тоже тяжело.

Брат разворачивается и заключает в объятия. Такие надёжные, такие родные.

— Не буду больше. Только… Илюш, пусть они больше не приезжают. В выходные да, а потом долго нет. Как раньше, а?

Я хорошо понимаю, о чём прошу. Не знаю, как он это сделает, но сделает для меня. Потому что тоже… понимает.

Я ведь думала, что мама для меня поддержка и опора. Всегда так считала. А она… В прошлую больницу, где я провела несколько месяцев, она не приехала ни разу.

Со многими мамы жили. За руку держали, утешали, когда было больно. А моя… Моя сказала, что не может видеть всей этой обстановки.

Я тогда наревелась до очередного обморока, и Илья запретил все посещения. А потом… потом забрал к себе. Мне как раз исполнилось восемнадцать, и он перевёл в эту клинику.

— Малышка моя… я же говорил тебе, что все люди разные. Кому-то требуется больше времени, чтобы принять. Кто-то сильнее и делится своей силой, а кто-то слишком слаб.

— Я помню. Но мама… Это же мама, Илюш.

— Мама…

Брат гладит по волосам и тяжело выдыхает.

Если в детстве мы разбивали коленки, на помощь приходил папа. Мама всегда боялась вида крови, боялась испачкаться, боялась наших простуд. При этом любила, конечно. Читала нам книжки, смотрела фильмы, учила рисовать. Именно она вложила в мою руку карандаш.

Но остальное…

«Что будет со мной, если тебя не станет?»

«Я не могу смотреть на это…»

Разве такое… говорят?

Илюшка считает меня мелким обиженным ребёнком. Пусть будет ребёнок, но мне легче принимать мамину своеобразную любовь на расстоянии. И легче не зацикливаться на брошенных ею словах.

А отец… от вида отца мне хочется плакать. Он держится при мне, улыбается и рассказывает весёлые истории. Только смотрит так, что аж выворачивает.

А ещё я знаю, что он каждый вечер приезжает к клинике и стоит под окнами. Его машина. А несколько раз я видела его в окно зимнего сада. Видела, как он запрокидывает голову наверх, шевелит губами и вытирает глаза.

Да, здесь есть такой уголок: много растений в кадках и пара кресел. Только нам — тем, кто здесь живёт — туда нельзя. В целях безопасности.

Но мы иногда проскальзываем, чтобы побыть наедине с собой. Чтобы подумать.

А я — чтобы порисовать.

— Илюш?

— Куплю, куплю.

— Да нет, я про другое. Высокий блондин.

— Блондин?

— Ну да, я раньше его не видела.

— Ааа, да. Твой тёзка. Ты сказала 'высокий', я сначала не сообразил.

Ещё бы! В Илье два метра и столько же сантиметров! Для него новый парень явно не показался великаном.

— Тёзка? Тоже Женя? Прикольно.

— Посмотрите-ка, оживилась! — Братишка довольно улыбается. Он всегда улыбается, когда видит положительные эмоции. Он поддерживает теорию, что позитивный настрой помогает излечению. — Хороший парень, боец.

— У него… — Приходится сглотнуть. — У него есть шансы?

— У всех есть шанс, я тебе миллионы раз говорил. У всех.

Я киваю, соглашаясь. Говорил, да.

Для профилактики он ещё промывает мне мозги, а потом целует и уходит. Мне пора принимать лекарства и ложиться спать, потому что встаю я всегда очень рано. Мне нравится смотреть на встающее солнце, и нравится наблюдать за тем, как пробуждается природа.

Я рисую этот момент, но у меня никак не получается закончить картину. Каждый раз чего-то не хватает, только я не могу понять, чего.

Лёжа в постели, представляю, как возьмусь за карандаши и поймаю свет. Продумываю концепцию и засыпаю с легкой улыбкой на губах. Впервые за много-много дней мне снятся солнечные лучи, подсвечивающие листву. Божественно! Хочется вскочить и открыть альбом, но предательская слабость не дает поднять веки. Я плаваю и плаваю в своём волшебном сне. Рассматриваю листики, меняющие свой цвет в зависимости от положения облаков. Закрыли свет, и зелень стала насыщенной, уплыли — и деревья начинают светиться салатовым неоном.

Мне кажется, что в эйфории от увиденной красоты я поднимаюсь всё выше и выше, пока не начинаю задыхаться от восторга. Воздуха не хватает и хочется дернуть воротник, который душит. Поднимаю руку и…

Просыпаюсь от острой боли в сгибе локтя. Моё зеленое свечение меркнет, вместо него проявляется знакомая палата и суетящиеся вокруг медсестры.

5

POV Евгений

— Как ты, брат?

Лучший друг набирает по видео, когда я уже валяюсь с планшетом перед сном. Бездумно черчу грифелем хаотичные линии, даже не смотря на прикреплённый лист.

— Норм. Пафосно, красиво. Потом по факту разберусь.

Игнат сочувственно кивает, скашивая глаза вниз экрана.

Опять за старое?

— Что на этот раз? — Хмыкаю. — Сочинение или точные науки?

— Пауза, — широко улыбается друг. — Решил, всё. Баста. Достало.

— Дошло, наконец-то! Рад, что твой мозг начал работать в нужном направлении.

Моему другу Орловскому не посчастливилось запасть на школьницу. Выпускницу, но всё же. Рыжая малолетка динамит Игната, используя как рабочую силу. Пока он грызёт за неё гранит науки, Элина пропадает в клубах и на вечеринках.

— Да как-то… Надоело, понимаешь? Я ж к ней по-всякому. Хочешь цветы? Будут цветы. Хочешь ювелирку? На тебе ювелирку. А она…