Украденные прикосновения - Нева Олтедж
"Дайте мне вашу куртку", — говорит она, не глядя в мою сторону, в то время как женщина в машине издает глубокий стон. "Вот так, Дженни. Вот так. Она у меня".
Ее голос слегка дрожит, но невозможно не заметить паническое выражение ее лица. Меня поражает, как она держит себя в руках. И после всего, что я видел и делал на своем веку, меня уже мало что удивляет.
Внезапно пространство вокруг нас пронзает детский крик.
Говорят, что первый крик ребенка должен растопить даже самое холодное сердце, но на меня он ничего не произвел. Не то чтобы я ожидал этого. Я только что был свидетелем того, как новая жизнь входит в мир, но это вызвало точно такую же эмоциональную реакцию, как переключение светофора.
Никакую.
Я снимаю куртку, намереваясь накинуть ее на дверь машины и уйти, но мой взгляд падает на лицо медсестры, и дыхание перехватывает в горле. Она смотрит на ребенка на руках, улыбаясь с таким благоговением и радостью, что ее лицо светится. Так открыто и так искренне, что я не могу оторвать взгляд от ее губ. Я ничего не почувствовал в этом предполагаемом чуде жизни, но странное ощущение внезапно сжимает мою грудь, когда я смотрю на нее, а вместе с ним и чужое чувство… желания. Я сжимаю куртку в руке, пытаясь расшифровать значение этого непроизвольного желания схватить лицо девушки и повернуть ее к себе, чтобы я мог забрать ее улыбку себе. У меня нет подходящего названия того, что овладело мной. Может быть… тоска?
Краем глаза я вижу, как две женщины в белых халатах выходят из больницы и бегут в нашу сторону. Позади них мужчина-медик толкает каталку.
"Ты отлично справилась, Дженни. Я положу ее тебе на грудь. Расстегните рубашку", — говорит медсестра, затем поворачивается ко мне, протягивая руку. Я отдаю ей свою куртку от Armani и смотрю, как она наклоняется внутрь машины, чтобы накрыть ребенка.
"Господи, Милен". Один из врачей, который только что прибыл, задыхается. "Мы займемся этим дальше, дорогая. Ты отлично справилась".
Белокурая медсестра Милен кивает и поднимается с асфальта. Ее радостное выражение лица сменяется растерянностью, как будто она только сейчас осознает, что произошло. У меня возникает желание схватить человека, ответственного за погашение ее улыбки, и наказать его за это, но винить некого. Это сама ситуация. Тем не менее, желание убить кого-нибудь не покидает меня.
Молодая медсестра направляется к входу в больницу, но через несколько шагов останавливается и прислоняется к припаркованной машине. Склонив голову, она смотрит на свои дрожащие руки, измазанные кровью, затем судорожно начинает вытирать их о переднюю часть своей униформы. Она очень молода. Около двадцати. Может быть, двадцать два или двадцать три, не больше. Вероятно, это были ее первые роды, но она хорошо держалась, и я не могу не восхищаться ею за это. Когда ее руки немного очистились, она оттолкнулась от машины и продолжила свой путь, но споткнулась. Сделав шаг в сторону, она прислоняется к соседней машине и закрывает глаза.
Я должен уйти. Просто развернуться, пойти к своей машине и поехать домой. Но я не могу. Как будто все мое существо сосредоточено на ней. Она выглядит такой потерянной и уязвимой. Поэтому вместо того, чтобы поступить разумно, я преодолеваю расстояние между нами и встаю прямо перед ней. Внезапно меня одолевает безумное желание протянуть руку и коснуться ее лица, но я подавляю это нелепое желание и просто наблюдаю за ней. Ее глаза открываются, и она смотрит на меня. Темно-зеленые.
"Парень в куртке", — говорит она и снова закрывает глаза. "Вы можете оставить свое имя и адрес на стойке регистрации. Я прослежу, чтобы они отправили вашу куртку обратно".
Ее голос звучит ровно, но руки все еще дрожат, как и все остальное тело. Пост-адреналиновая катастрофа. Я бросаю взгляд через плечо. Между нами и входом в больницу всего тридцать ярдов, но я сомневаюсь, что она сможет преодолеть это расстояние в таком состоянии. Ее ноги дрожат так сильно, что я ожидаю, что они подкосятся под ней в любую секунду. Она может споткнуться на обратном пути в здание и пораниться. Не знаю, почему такая возможность меня беспокоит.
Я наклоняюсь и беру ее маленькую фигурку на руки. С губ девушки срывается удивленный вскрик, но она не сразу жалуется. Она просто обхватывает меня за шею и смотрит на меня широко раскрытыми глазами. Мы уже на полпути к входу, когда она начинает извиваться, чуть не выбив меня из равновесия.
"Опусти меня". Опять извивается: "Я могу идти, черт возьми".
Я продолжаю идти вперед с ней на руках, а она продолжает бить меня в грудь своими маленькими кулачками, пытаясь выскользнуть из моей хватки. Хотя она весит не более ста фунтов, она извивается, что делает задачу утомительной. Если она не остановится, мы оба можем оказаться на тротуаре лицом вниз.
Я поворачиваю голову, и наши носы случайно соприкасаются. Я замечаю, что у нее веснушки.
"Прекрати", — говорю я, и она перестает извиваться.
Она открывает рот, как будто собирается спорить со мной, но я сжимаю руки вокруг нее в знак предупреждения. Никто не имеет права ослушаться моего приказа. Девушка закрывает рот, сморщив нос, но ничего не говорит. Мудро. Я поворачиваю голову обратно к входу и иду дальше.
"Он был горячим?" спрашивает Андреа, моя лучшая подруга.
Я кладу телефон между плечом и щекой и достаю из холодильника остатки еды на ужин.
"Наверное", — говорю я и накладываю еду на свою тарелку. Я ничего не ела с завтрака.
"Что это за ответ? Был он или нет?"
"Был. Высокий. Дорогой костюм. Темные волосы, местами немного седые. От него приятно пахло". Очень, очень приятно. Я до сих пор чувствую запах его одеколона на своей футболке.
"Седые волосы?
