Она моя зависимость - Мария Николаевна Высоцкая
– Ты нормальный вообще? – снова вздыхаю. От его оправданий становится смешно.
– Ты все не так поняла.
– О, ну конечно…
Я злюсь. Раздражение, что копилось во мне весь этот вечер, готово выплеснуться с минуты на минуту.
– Домой я тебя хотя бы могу отвезти? Я твоей маме обещал, что верну тебя…
– Поехали.
Резко поднимаюсь с диванчика и еле успеваю ухватиться за мягкую спинку. В этот же момент чувствую на себе его руки. Хочу взбрыкнуть, вывернуться, но, кажется, мои батарейки сели.
– Ладно, – сквозь зубы, – я не откажусь, если ты мне поможешь…
Вручаю Панкратову свои туфли с отломанным каблуком и, придерживаясь за его предплечье, иду к машине.
В салоне прохладно, возможно, хоть так мои пылающие щеки придут в норму?! Андрей, к счастью, не включает музыку, да и вообще ведет себя максимально тихо.
Вижу на сиденье бутылку воды и, закинув в рот еще одну таблетку, что выписал врач, запиваю ее минералкой.
Замечаю на себе взгляд Андрея и довольно резковато приподымаю бровь в немом «Что?».
– Что за таблетки?
Он вырывает блистер из моих рук, хмурится.
– Может быть, вернешь? – протягиваю ладонь.
– Эти таблетки жрут при сотрясении.
– Ты откуда знаешь? Нет у меня никакого…
Врач! Врач мне ясно сказал, что сотрясения нет и мое состояние – последствие шоке. Что тошнота – это нормально, даже бумажку сунул, где почти в лоб написано – я здорова. Только вот лекарства назначил…
– Мне такие назначали, – он возвращает мне блистер, чуть дольше задерживая свои пальцы на моей коже.
Я чувствую легкие покалывания от его прикосновений. Волна жалости к себе, к нашим отношениям, которые теперь в прошлом, снова накрывает меня с головой. Хочется всхлипнуть, но я лишь плотнее сжимаю губы. Выглядеть слабой – это так унизительно. Но я разбита. Этот вечер раскрошил меня в пыль.
Андрей подается вперед. Его лицо в паре сантиметров от моего. Я ощущаю его дыхание. Еще немного – и наши губы соприкоснутся. Перед глазами проскальзывает вереница моментов, где нам было хорошо. Где я почти поверила, что он тоже влюблен.
Меня колотит. Я не хочу выглядеть еще более жалкой, поэтому отстраняюсь. Вырываю руку и вжимаюсь спиной в сиденье как можно глубже.
– Всегда знала, что ты слегка того, – парирую и прячу таблетки в карман пиджака.
– К нормальному врачу завтра сходи.
– Разберусь без тебя.
Вся его забота только злит, а еще не лишает повода напомнить, как он подставил меня перед мамой.
– Если бы ты не поперся к моей маме, мне бы не пришлось рассказывать ей про приемный покой, обморок, а теперь, кажется, еще и сотрясение, – подцепляю пальцами ремень безопасности и оттягиваю его в сторону, так, чтобы эта шлейка не впивалась ребром в мое горло.
– Если бы ты не сбежала…
– А… то есть я виновата, да?
Андрей чуть крепче сжимает пальцами руль и ничего не отвечает. Интересно, он так входит в мое полуобморочное положение или ему просто стыдно? У самого-то рыльце еще в каком пушку!
– Конечно, это же так по-мужски – свалить свою вину на девушку, – фыркаю и отворачиваюсь к окну.
Остаток поездки мы проводим в молчании. Панкратов делает вид, будто его вообще не существует, по крайней мере, так кажется мне. А я… я костерю его в своей голове на чем свет стоит. Перемываю каждую косточку, довожу свое сознание до точки кипения, правда, рта при этом не открываю.
Меня дико злит вся разворачивающаяся ситуация, поэтому, как только машина притормаживает у подъезда, я нахожу в себе силы вылезти из салона без помощи Андрея и уйти домой. Точнее, я думаю, что пойду одна.
Но Панкратов, конечно же, прется следом. Пытается взять меня за руку, помочь, но протест во мне настолько велик, что я просто отталкиваю его от себя, вкладывая в этот толчок все оставшиеся силы. Уже на последнем пролете меня слегка ведет, и я едва успеваю ухватиться за перила.
Руки Андрея мгновенно сжимают мои плечи. Он помогает выпрямиться, а еще окончательно лишает возможности от него отделаться. Выдыхаю и, шлепая босыми ступнями по бетонным лестницам, все же добираюсь до двери. Не без помощи, конечно.
Мама встречает меня слезами и раздражающим шепотом. Она что-то бормочет, пытается жалеть, но все, чего я хочу, – это уйти в свою комнату и лечь спать.
Пожалуйста, пусть уже этот день закончится.
– С ней все в порядке, – встревает Андрей.
Мама быстро переключается на него, начиная допытываться о случившемся. Андрей рассказывает в двух словах о произошедшем. Про нашу ссору умалчивает, а вот мое падение и удар головой осветить не забывает.
Он объясняет ей, что я цела и невредима, но мама снова рыдает. Еще громче.
Зажмуриваюсь и просто иду к себе.
Бросаю телефон на стол, а сама падаю на кровать. Раздеваться нет ни сил, ни желания.
Меня ни для кого нет. Веки тяжелеют, сон приходит так быстро. Я вижу яркие картинки, они сменятся друг за другом до самого звона будильника. Нехотя выползаю из-под пледа и щелкаю кнопку «стоп». Мелодия прекращается, а в кухне слышится тихий гул от телевизора.
Пока иду в душ, снова пью выписанные врачом таблетки. В одном Андрей был прав: мне стоит показаться другому специалисту, потому что состояние просто швах. Еще немного – и мой мозг взорвется.
Пока я моюсь, мама готовит завтрак. От запаха еды меня воротит, и в мой адрес летит робкое материнское предположение о беременности. То, что вчера я приложилась башкой об асфальт, наутро она почему-то в расчет не берет.
– У меня легкое сотрясение, – проясняю и делаю большой глоток теплого чая без сахара. — И вообще, как там Катя?
— Еще вчера ревела от боли, а сегодня, радуется, что теперь на больничном.
— Ну, тоже не плохо.
В девять выхожу из дома. Точнее, сбегаю от гиперопеки в виде постоянных вопросов. Леська подхватывает меня по дороге, беспокойно расспрашивая о прошедшей ночи.
– …как-то так, – заканчиваю свой длинный и максимально эмоциональный монолог. И, честно говоря, мне становится легче. Все же выговориться в сложившейся ситуации – лучшее лекарство.
– Ну она и тварь, – Олеся фырчит и припарковывает машину на стоянке универа. – Я могла что угодно ожидать от его мамаши, но такого… Хотя сыночек недалеко
