Стану Солнцем для Тебя - Никтория Мазуровская
Ну и сама фотография.
Не узнать Маришку нельзя, даже через столько лет. Да, она изменилась, из кокетки превратилась в очень элегантную, красивую, даже утонченную женщину. Ей необычайно шла короткая стрижка каре, темная помада и деловой костюм.
Женщина присела на колени перед мальчиком, которому поправляла галстук-бабочку. Она улыбалась, голубые глаза с серым отливом светились весельем и любовью. Смотрела на мальчика снизу вверх, и радостно что-то говорила, улыбаясь.
Правда, язык не поворачивается назвать этого серьезно нахмурившего брови парня, мальчиком, скорей это такой маленький мужичок, которому не по душе, что мама поправляет ему бабочку и хочет отправить обратно на школьную линейку слушать зануду директора.
Илья был рыжий, как и сам Костя, правда, веснушек у парня было намного больше. Немного тощий, но жилистый. А еще очень…, слово трудно подобрать, но даже через фотографию было отлично видно, можно было прочувствовать, что этот сероглазый парень очень умный, будто жизнью наученный, с опытом. Хотя, какой может быть жизненный опыт у восьмилетнего мальчика?
Костя сразу поверил, что Илья его сын. Сразу!
Черт, это же его копия в детстве! Правда, таким умом во взгляде сам Костя точно не отличался, а в остальном, как под копирку срисовано.
И это пугало. Сильно.
Костя в этом ребенке увидел часть себя, сразу признал его своим.
Но пока не представлял, что и как вообще ему делать, как действовать.
У Маришки много причин для злости и даже ненависти, если вспомнить о том, что он ее из жизни вычеркнул беременную, столько лет не появлялся.
С Маришкой ладно, разберется. Если потребуется, даже через суд добьется разрешения общаться с сыном.
Но вопрос был в другом. Захочет ли сам Илья общаться с ним?
Ему требовалось время все обдумать, а еще стакан водки, или виски, чтобы успокоиться. Сердце бухало, как ненормальное, будто кросс бежал, а не сидел, развалившись в кресле.
Снова хотелось курить.
Потянувшись к пачке, заметил, что пальцы нервно подрагивают.
– Твою мать! – гаркнул, и одним махом смахнул все со стола на пол.
– Аня! – нажал на кнопку коммуникатора, – Вызови Зинаиду, пусть уберется у меня в кабинете, и предупреди Дарчиева, что я сейчас к нему зайду!
Кажется, у Кости уже начал складываться план в голове. Ничего сложного не намечалось, но начать нужно было со сбора информации о Маришке.
Распечатал фотографию на принтере, чтобы захватить с собой.
Не зря у них в компании трудится Руслан Асланович, пригодились его навыки носом землю рыть.
А еще Костю очень интересовала личность щедрого волшебника, который так любезно подкинул ему информацию, но назваться или представиться не пожелал. И ничего не потребовал за информацию.
Бескорыстной бывает только любовь или дружба, и то не всегда. Попроси этот «Umka» денег, и гадать не требовалось насчет его выгоды и мотивов,– все предельно ясно. Теперь же придется еще этого доброго самаритянина искать и выяснять что, да зачем.
ГЛАВА 1
Марина очень любила приходить на работу немного раньше обычного, не к девяти, к восьми, например, если выпадала такая возможность. Она отвозила утром сына в школу, а потом, после, сразу ехала на работу. По пути всегда забегала в кофейню и брала кофе на вынос, американо со сливками. Горячий, свежий, вкусный, без сахара.
А потом, прогулочным шагом, не спеша шла к офису, наслаждаясь кофе, смотрела на, бегущих по своим делам прохожих, настраивалась на очередной сложный рабочий день.
Утро всегда было для нее неторопливым, – не любила суету, именно в это время, начинающегося дня.
Вот и сейчас, не спеша, и даже немного по-царски, медлительно, как любит повторять ей мать, она шла к посту охраны в огромном комплексе Москва-Сити башни «Империя», чтобы предъявить пропуск, пройти через металлодетектор и выслушать очередной комплимент от добродушного охранника Толи.
Потом поднимется на лифте на пятнадцатый этаж, вежливо кивнет администратору, своим помощникам, которые уже на месте, и на пять минут исчезнет для всего мира.
Это ее очередная маленькая прихоть, еще один способ доказать себе самой, что она имеет право на все это, и никто в мире не может отнять у нее то, что по праву принадлежит именно ей.
Давно привычным жестом поставит сумку от Chanel на специальную тумбочку, кинет портфель с бумагами на рабочий стол, подойдет к окну во всю стену и, отодвинув чуть в сторону тяжелую портьеру, уставится вниз, задумчивым, на сей раз, взглядом.
В этом ее наблюдении не было ничего суицидального, как однажды заметил один ее друг, шутя, но при этом, слегка за нее волнуясь. Просто она любила наблюдать за городом, за людьми.
Почему-то это ее завораживало: с такой высоты наблюдать как люди и машины, маленькими точками носятся туда-сюда. Окна выходили на Кутузовский проспект, старые здания, дворы, а с другой стороны Москва-река, паромы, речные трамвайчики.
Но все же больше ее волновали люди.
Серая масса, будет точнее.
Середина жаркого лета. И уже в такое время на улице было невыносимо душно, а люди будто специально старались одеваться безлико, не ярко. Складывалось ощущение, что у большинства таких людей серая противная зима со слякотью в душе, но уж никак не лето.
Ее подруга,– вот уж кто никогда не будет зваться серой массой, хотя серый цвет ей очень даже шел к лицу и нравился,– никогда не терялась в толпе. Что удивительно, при ее маленьком росте, но яркую блондинку не заметить нельзя.
Марина таких людей уважала, за этот вызов серому и унылому обществу, попытку не быть, как все в толпе, а стать самим собой, настоящим. Так вот, она говорила порой очень умные мысли о социуме, в целом.
Москва проглатывает таких серых, которые забывают собственное я, уподобляются другим. Даже те, кто ярко красит губы в немыслимые оттенки, носит довольно необычную одежду с убийственными принтами…даже такие люди все равно остаются серой массой, потому что они, как все, стремятся выделиться, запомниться, но увы, не стремятся быть собой, показать всему миру, что «вот какой я на самом деле», а просто подстраиваются под остальных.
Марина была согласна с таким мнением, сама считала так же.
Этот город, по своей сути, довольно жестокий, и проглатывает, а потом, прожевав, выплевывает обратно в массы, еще более обезличенными, чем прежде.
Но кому-то так нравится жить, большинство такое положение вещей устраивает. Только не Марину!
