По любви - Юлия Резник
С губ рвется всхлип. Но к счастью, его заглушает телефонная трель. Это Николоу звонят. Я хорошо знакома с рингтоном, установленным у него на дозвон.
– Кир, глянь, кто там греку наяривает.
Возня. Я ко всем спиной – ни черта не вижу. Заломленная рука ноет. Отражение в стекле размывают выступившие на глазах слезы.
– Бля… Это Бадоев.
– Прокурор, что ли?
– Похоже на то. Что будем делать?
Молодчики явно нервничают. Я злорадствую. Хотя, может, рано радоваться. Как знать? Ставрос вроде с прокурором дружит. Но мало ли, кто стоит за наездом на нас. Может, покруче люди. С другой стороны, будь это кто-то серьезный, неужто бы он не озаботился тем, чтобы оформить несчастный обыск по правилам? Верилось в это с трудом.
Решают долго. Шушукаются, не зная, как поступить. Прокурор успевает сбросить. И позвонить заново. Когда Ставросу Агафоновичу все-таки дают трубку.
– Привет, Мурат Аркадьевич. И тебя с наступающим. Да-да, счастья, здоровья, поменьше гемора на работе, побольше толковых помощников. Да уж, веселюсь. – Иронично. – Угу. Такое веселье, знаешь ли. Захожу к своему главбуху…
А она тут раком. Это я уже придумываю от себя, конечно. Николоу так не говорит. Сдерживать истерику все сложнее. Рука болит – кошмар.
– … а у нее тут в кабинете маски-шоу. Ни постановления, ни понятых. Ни хрена нет. Да уж поговори, если хочется. Я трубку передаю…
Позади опять происходит какая-то возня.
– Девочку мою отпустите! – звучит приказом, который, впрочем, никто пока не торопится исполнять. Руку мне еще сильнее заламывают. Я всхлипываю. Приподнимаюсь на носочках, чтобы уменьшить боль, хотя, кажется, куда там подниматься? И так ведь на каблуках стою!
Он назвал меня своей девочкой. Мама дорогая! Я, конечно, предпочла бы, чтобы это прозвучало при других обстоятельствах, но учитывая, что с ним мне никогда ничего не светило, спасибо и на этом! Буду «его девочку» вспоминать. Одинокими холодными ночами. Погрузившись в жалость к себе, разговор гориллы с прокурором пропускаю. В реальность возвращает резкая боль. Да, меня отпустили, но рука теперь болит, как ее ни поверни. Закусываю губу, чтобы не разреветься в голос. Не пристало женщине моего возраста и положения плакать. Соскребаю себя со стола. Обернуться боюсь. Стыдно.
– Уходим, ребят.
После разговора с прокурором головорезы покидают мой кабинет так же стремительно, как в нем появились. Все. Я больше просто не имею права стоять… голожопой статуей.
Первым делом снимаю туфли, спускаясь с небес на землю. Без них я подошедшему ко мне шефу едва до груди достаю.
– Что здесь происходило? – интересуется Николоу, протягивая мне брюки. Я медленно моргаю. Так, Нина, заканчивай! Ты уже научилась фильтровать. Давай, дурочка, бери себя в руки! Но как? Пахнет он… М-м-м! Забираю непострадавшей рукой штаны.
– Это, наверное, мне у вас надо спрашивать, Ставрос Агафоныч. У меня все чисто. Вы же знаете. Но если хотите проверить…
– Ну что вы, Нина Васильевна!
Ага. А еще недавно я была его девочкой. Может, мне в следующий раз нанять каких-то актеров и повторить вот это все – нападение, обыск... Осекаюсь. Ругаю себя – совсем ты, Зайка, спятила.
Зайка – это моя фамилия. Без дураков.
– Вы не могли бы выйти, чтобы я привела себя в порядок? – нащупываю очки.
– Справитесь сами? Ваша рука...
– Уверяю вас, гораздо больше пострадало мое чувство собственного достоинства.
Сто процентов. Но рука тоже болит ужасно. Надо бы съездить в травму, но представив, какая очередь там будет под Новый год, я от этой идеи отказываюсь. Скорее всего, у меня растяжение связок. Отлежусь на длинных выходных дома – и все пройдет. Один черт у меня нет никаких планов.
Собираюсь с силами и поднимаю глаза на Николоу. Тот смотрит на меня как-то странно. Это понятно. Гораздо удивительней было бы, если бы не смотрел. Я сглатываю собравшуюся во рту слюну. Он поднимает руку. Мои глаза и мой рот шокированно распахиваются. Он же не хочет…
– У вас тушь потекла.
– Да. Извините. От боли глаза слезились.
– Вы вели себя очень смело.
– Благодарю, – поджимаю губы. – Но теперь, думаю, будет правильно вызвать Никиту Семеновича. Может быть, он сможет сделать так, чтобы мне больше не пришлось еще раз это пережить.
Никита Азаров – начальник юридического отдела. Довольно толковый парень.
– Да он уже в хлам, наверное.
Тут бы Ставросу улыбнуться. А он все продолжает на меня пялиться. Потом, будто очнувшись, спохватывается.
– Но проверить не мешает, – стремительно шагает к двери. Я делаю жадный вдох, только сейчас понимая, что все это время и не дышала. Николау оборачивается.
– Нина Васильевна!
– Да? – прикрываюсь злосчастными штанами.
– Я понимаю, что вы хотели повеселиться…
– Нет уж. Веселья с меня достаточно.
– Но, если можно, задержитесь, пожалуйста. Нам не помешает брейншторм. Ситуация, мягко сказать, неординарная. Надо понимать, кому мы перешли дорогу.
– Конечно, – замечаю сухо. – Я буду готова.
– Отлично. Я потом вас отвезу. Не переживайте.
Ни хрена себе! Я вообще-то тут десять лет работаю. Считай, с момента основания. И до этого шеф ни разу мне ничего подобного не предлагал. Впрочем, ему прекрасно известно, что я – на колесах.
– Я на машине. Спасибо.
– Не думаю, что вам сегодня стоит садиться за руль. Я подвезу. Мне нетрудно.
Когда он говорит таким тихим, давящим голосом, лучше помолчать. Я киваю. На коже выступают крупные мурашки. Штанов на мне до сих пор нет, и те стадом бегают по моей коже. С ног до головы, с ног до головы…
И конечно, я понимаю, что это невозможно, но мне не иначе как сдуру кажется, что эти своенравные твари не остаются незамеченными.
ГЛАВА 2
Ставрос
– Ставрос Агафонович, ау! Вы меня слышите?
Это как сказать. Я чувствую себя несколько оглушенным. Кто бы мог подумать, что под старушечьими тряпками моей главбухши скрывается такое? Задумчиво тру заросшую к концу дня морду. Не знаю, чего больше хочется – спать или… Перевожу взгляд
