Двойная тайна от мужа сестры - Яна Невинная
Сегодня воскресенье, нерабочий день, я планировала отправиться с детьми на пляж, взять с собой Олега даже не рассчитывала. Ему нет дела до нас с детьми.
До работы, как оказалось, тоже нет дела. Равнодушный мерзавец только и знает, что напиваться вдребезги и приходить домой под утро.
Впрочем, меня это мало колышет. Я его давно не ревную. Плевать, если он развлекается с тысячью девок, пусть хоть каждую ночь себе новую мордашку подбирает, лишь бы ко мне в постель не приходил.
Но Олег становится настоящим алкоголиком, и я начинаю серьезно волноваться. Двое детей требуют к себе моего внимания, подрастают, так что новые вещи и игрушки им нужны не по дням, а по часам.
А откуда взять деньги, если муж только и знает, что пропивать всё заработанное? Пускает всем, особенно родителям, пыль в глаза, живя на широкую ногу, в то время как я считаю каждый евро.
— Отвали! — рычит, словно раненый бизон, и со стоном ложится обратно, накрывая голову подушкой. — Минералки лучше принеси, клуша!
К горлу подкатывает тошнота и горечь. Неприятные воспоминания всплывают в памяти, мешая дышать. Стискиваю кулаки, больно впиваясь ногтями в ладонь, и ухожу, громко хлопая дверью. Знаю, какой болью отдается этот стук в его голове, измученной похмельем.
Так ему и надо! Вздыхаю, ведь это всё, что я могу противопоставить мужу.
— Ева Львовна! — робко выходит из детской няня, молоденькая студентка Катрин. — Мне остаться на сегодня или вы сами?
Раздраженно сминаю скатерть и отпускаю девушку домой. Услуги ее нам больше не по карману, так что стоит затянуть пояса. Закрываю лицо ладонями, упираясь локтями в стол и позволяю себе ненадолго пустить слезу.
Как мы до такого докатились? Я бы в жизни не подумала, что столкнусь с безденежьем. Сначала сбежала из дома, из гордости не пользуясь деньгами семьи.
Не жалею, ничуть! Но здравый смысл и любовь к детям важнее гордости. У Тома и Гектора должно быть всё самое лучшее!
У них бы всё и было, если бы Олег не обладал способностью катастрофически быстро спускать на ветер любые деньги, попавшие ему в руки.
Отец дал ему образование, прямо на блюдечке с голубой каемочкой вручил бизнес, помог выиграть тендер на строительство отелей в прибрежной зоне.
Но отели стоят недостроенными, клиенты недовольны, директор отсутствует на рабочем месте, а в СМИ начинается шумиха.
Есть легенда о царе Мидасе, прикосновение которого любой предмет превращало в золото. А вот Олег, наоборот, портит всё, к чему прикасается, превращает в тлен, в прах. Рушит, портит, ломает.
Меня он тоже сломал, как и тот… Другой. О котором запретила себе думать.
Заткнись, Ева, не вздумай вспоминать о нем. Только душу разбередишь и снова останешься с разорванной в клочья душой…
Но глупое сердце неравномерно и бешено стучит, горький ком подкатывает к горлу, грозя обрушиться на меня потоком соленых слез, как только вспоминаю его…
Стоп. Думай о детях, девочка, только они сейчас важны.
«И куда ты пойдешь, дура? — смеюсь, спрашивая у самой себя. — Без опыта работы, с двумя детьми, кому ты нужна? Даже семье своей и то обуза!»
Прикусываю ребро ладони, сдерживая крик боли и ярости, а затем встаю. Начинается новый день, не время раскисать.
Иду разбирать почту и в какой-то момент замираю. Среди кучи счетов обнаруживаю кремовый конверт с вензелями, запечатанный восковой печатью. «Еве Львовне Стоцкой».
С колотящимся сердцем вскрываю письмо, вчитываюсь в текст и оседаю на пол.
«…просим явиться на оглашение завещания Германа Альбертовича Стоцкого… числа… в связи со смертью…»
Читаю строчки, но от головокружения они плывут и кружатся перед глазами, да так, что мне по несколько раз приходится перечитывать предложения. Спустя полчаса я всё еще комкаю в руке злополучное письмо. Вернее, это уведомление от нотариуса с требованием явиться на оглашение завещания моего деда.
Мой родственник умер, а я практически ничего не чувствую. Пытаюсь откопать в себе хоть какие-то эмоции, но я так долго в себе их подавляла, что сейчас практически невозможно ничего вытащить наружу. Ни слез, ни стенаний, ни даже приятных родственных чувств не испытываю. Воспоминания о дедушке проносятся в моей голове лишь смазанным пятном. Неясным бликом на солнце.
Такой же властный, как мой отец. Такой же непримиримый. Грозный, жесткий, не терпящий неподчинения, он был главным авторитетом рода, чье слово было для всех — закон. Дед всегда держался отстраненно, даже холодно, так что близких отношений у нас с ним не сложилось. Я лишь помню, как каждый раз за столом во время его приездов боялась лишний раз чихнуть. А если делала что-то не так, после трапезы, прямо перед сном, мать наказывала меня ремнем, так что никаких теплых чувств к нему не родилось.
Кидаю конверт на стол и отхожу к плите.
— И что теперь? — говорю вслух, уставившись на продукты.
Долго зависаю, никак не могу собраться с мыслями и взять себя в руки. Сглатываю и отбрасываю всё лишнее из головы и как робот приступаю к приготовлению обеда. Мальчики скоро захотят есть. В какой-то момент раздаются шаркающие шаги. Знакомые, мужские. Олег наконец-то сподобился встать.
— Опохмел есть? — произносит он, опираясь плечом о косяк, а затем делает отрыжку.
Морщусь, всё в нем мне омерзительно. И эта наглость, с которой он смеет что-то требовать, и отсутствие всяких приличий. Поэтому молчу, не желая провоцировать его на очередной скандал. Режу мясо, на доску бесшумно падает скользнувшая с щеки слезинка. И всё это в полной тишине.
— Чё это? — подходит он к столу и шуршит бумагой.
Резко оборачиваюсь, кладу нож на стол и отбираю у него документы.
— Не твое дело! — поджимаю губы и кладу конверт на верхнюю полку.
Сердце колотится от адреналина, не хочу ничего с ним обсуждать, самой бы переварить прочитанное.
— Дед помер, что ли? — передергивает Олег плечами, а затем по кухне разливается подозрительная тишина. — Ева, ты почему молчишь? — спрашивает уже с энтузиазмом. — Когда едем? Нужно няню нанять на время отъезда, чтобы за детьми присмотрела. Или тетку свою чумную попроси. Так, что еще…
Голос у него такой на удивление бодрый, словно не он вчера бухал всю ночь и еле поднялся утром с кровати.
— Я никуда не еду, — отворачиваюсь и пресекаю все его бредовые предположения.
Ничего мне от Стоцких не нужно. Достаточно того, что когда-то я носила их фамилию, но теперь не желаю иметь ничего общего с этой семейкой.
— В смысле? — спрашивает, а затем я
