Привязанность (ЛП) - Ромиг Алеата

Чувств.

Бессвязных.

Сколько себя помню, я всегда все контролировал. Так я работал, так я… возможно, не жил, но существовал. И в течение нескольких часов мой мир взорвали к чертовой матери.

Или, может, взрыв случился потому, что произошло обратное. Мой мир не взорвали, но, наконец, освободили из глубин ада, из которого, как я утверждал, мне удалось сбежать. Хотя я считал, что столкнулся с пламенем чистилища и выжил, до той секунды, когда я рисковал своей жизнью, чтобы спасти Лорел от того, что, как я теперь понял, было несуществующей опасностью, я никогда по-настоящему не был свободен от мучений, которые окрестили меня силой огня и серы.

Мои мысли были в хаосе.

То, что раньше в моем сознании выглядело организованным, быстро превращалось в хаос. Карусель образов и звуков вращалась все быстрее и быстрее, пока не стала совсем неузнаваемой, ошеломив и дезориентировав меня.

Хотя я пытался отогнать все это, когда ложился спать с Лорел, вскоре понял, что это невозможно.

Она погрузилась в сон, а я боролся с необходимостью двигаться, чтобы разобраться с внутренними демонами, которые, хотя и были когда-то похоронены, теперь обнажали свои клыки, зловеще радуясь моему тяжелому положению. Закрыв глаза, я слышал клацанье их зубов и звенящий гортанный смех.

Результатом стала боль в голове, вызванная чрезмерным возбуждением. Если бы я был компьютером, мне потребовалась бы перезагрузка.

Как я ни старался, сон не шел.

То, что раньше было временем для одиночества, теперь стало просто возможностью для моего разума наполниться образами. Между дьявольскими проекциями приходили и уходили другие мысли. С каждой такой всплывающей мыслью, словно давая вспомнить Лорел из нашего детства, опускался темный занавес, как в театральной постановке.

Занавес вызывал больше дискомфорта, чем скудные воспоминания.

Я не мог понять, что это значит. Хотя образы моего детства не были приятными — я не помнил радостных встреч или безопасности дома — по — своему, эти воспоминания дали мне чувство принадлежности, которое отсутствовало с тех пор, как я себя помнил.

В груди болело от осознания того, почему мой дом назывался Мисси и почему ее имя было выведено курсивом на моем торсе. Я не смог защитить ее — невинную девушку с большими карими глазами и длинными каштановыми волосами, мою младшую сестру.

Это было неописуемое чувство — осознать, что у меня есть семья. Точнее, у меня была семья. Защита Мисси и Лорны была моей работой, моим заданием, и я принял его, хотя сам был еще ребенком.

Я знал, что Мисси умерла, и все же воспоминания о жизни после детства было труднее восстановить, как будто они были более тщательно скрыты тяжелой завесой.

Эта драпировка, хотя и не буквальная, состояла из барьера, с которым боролся мой разум. Мне казалось, что раньше меня учили забывать. Впервые за долгое время мне захотелось порыться в своих мыслях, чтобы понять, когда же это началось.

И все же у меня было более неотложное дело.

Женщина рядом.

Женщина, которую я теперь помнил в более молодом возрасте.

Лорел Карлсон потерялась за этим занавесом, а теперь вернулась. Когда я проводил загрубевшими пальцами по ее теплым, мягким изгибам, мое тело и желания узнавали в ней женщину, которой она стала, не только потрясающе красивую внешне, но и добрую, доверчивую и умную.

Новое открытие, что она также была молодой девушкой, с которой подружились мои сестры, бросило другой свет на женщину, свернувшуюся рядом со мной.

В детстве меня привлекала позитивная энергия и отношение Лорел. Как магниты с противоположными полюсами, мы притягивались друг к другу. И все же, даже будучи ребенком, я знал, что Лорел заслуживает лучшего, чем тот мальчик, которым я был. Вместе мы говорили о вечности, как это делают дети, не зная, что это значит и куда нас приведет.

К восемнадцати годам я запустил руки под ее рубашку, лаская ее мягкую грудь и дразня ее тугие соски. Мои пальцы исследовали ее под шортами. Другие девушки предлагали больше, но не Лорел. Наше влечение не было односторонним. Она тоже была нетерпеливой участницей, смело стремясь добраться до ширинки моих джинсов. Воспоминания о ее прикосновениях были молниеносны.

Это не казалось неправильным.

Несмотря на жизнь, которую мы с сестрами вели, когда я был с Лорел, все было по-другому. С ней было ощущение невинности. Я не мог этого объяснить. Оглядываясь назад, я бы сказал, что это всё из-за нее.

Свет Лорел открыл часть меня, которую я скрывал от темного мира, в котором жили мы с сестрами.

Невинный мальчик не стал бы красть еду или выбивать дерьмо из любовников нашей матери, когда они приставали к Лорне. Мир, в котором мы жили, не был похож на мир Лорел. Я не хотел, чтобы она знала эту жизнь. Вместо этого я воспользовался шансом пожить хотя бы несколько мгновений в ее невинности, полной чудес и возможностей.

Прежде чем мы расстались, она предложила больше — более глубокую связь друг с другом, свою девственность.

Может, дело было в том, что я знал ее отца. Возможно, потому, что я не хотел её разочаровывать. Скорее всего, я отказался от ее предложения, потому что с ней я не был нарушителем спокойствия из Южного Чикаго. С ней я был тем парнем, которого она заслуживала. Трахнуть ее и никогда больше не увидеть — это испортило бы то, что у нас было.

Теперь, по какой-то случайности, Лорел Карлсон снова оказалась рядом со мной. Наша невинность давно исчезла, и все же, даже не понимая этого, наша магнетическая связь была так же сильна, как и всегда.

Было слишком легко разбудить ее, обхватить рукой за талию, взять за бедра и прижать к себе, пока ее теплая киска не стала бы влажной и готовой, чтобы я мог скользнуть внутрь. За последние несколько дней и ночей мы делали это часто: Лорел сверху, ее руки на моих плечах, а грудь подпрыгивает перед моим лицом.

Из-за того, что в последнее время она не настаивала на том, чтобы увидеть больше моих татуировок или снять мою одежду, я пристрастился трахать ее при свете. Видеть ее голубые глаза, слышать стоны, хором звуков срывающиеся с ее губ, наблюдать, как ее спина выгибается, грудь тяжелеет, а ареолы приобретают более глубокий оттенок красного. Вид ее нежной кожи, покрасневшей от щетины на моем лице или воспаленной от быстрых шлепков, заставил мой член из твердого превратиться в стальной. Ничто, ни укус моих зубов, ни шлепок ладонью, не могло причинить ей вреда. Судя по тому, как она реагировала, по тому, как рассыпалась вокруг меня, Лорел не жаловалась на мои методы.

Быть с Лорел было всем — целым набором ни на что не похожих ощущений. Еще до того, как я вспомнил прошлое Мейсона, у меня возникла непреодолимая потребность быть с доктором Лорел Карлсон, защитить ее и в то же время отметить ее как свою.

Теперь, даже несмотря на противоборство воспоминаний Мейсона и Кадера, было то, о чем они оба недвусмысленно договорились: никто её у нас не заберет.

Это не означало, что она принадлежала мне — кем бы я ни был. Нет, это означало, что отправитель послания, который хотел получить доказательства ее кончины, недолго пробудет в этом мире. Обращение ко мне за подтверждением смерти Лорел противоречило кодексу даркнета.

Без шуток. Такая вещь существует.

Это послание сообщило мне одну вещь. Я имел дело с непрофессионалом. Мой контакт был посредником, чье собственное положение из-за пропажи Лорел каким-то образом пошатнулось.

Это осознание вытолкнуло меня из постели, из видений о том, как я трахал Лорел всю ночь, и вернуло в сознание человека, который мог сделать для Лорел то, что Мейсон не смог сделать для Мисси.

Мысленно я потянул за веревку, опуская занавес на всё, что мог предложить Мейсон.

Только мир Кадера может спасти Лорел, и я принял это.

Глава 2

Лорел

Несколько часов спустя, сразу после заявления Номера четыре, несмотря на гулкое сердцебиение, отдававшееся в ушах, я заставила себя выпрямиться и твердо смотреть в зеленые глаза перед собой. Если бы Номер Четыре хотел, чтобы я испугалась, я бы не сдалась.